— Может, я слишком рано заговорил об этом? — снадеждой спросил он, но Эдвина отрицательно покачала головой. — Из-задетей? — Он тоже любил детей, но она снова покачала головой, и его объялстрах потерять ее. Что, если она никогда с ним не захочет больше говорить? Онсовершил ошибку, что признался ей в любви.

— Нет, не из-за детей, Бен, и не из-за вас… — Онаулыбнулась сквозь слезы и решила быть с ним честной. — Из-за Чарльза… Я бычувствовала, что изменила ему, если б…

Слезы мешали ей говорить, и Бен опять стал упрекать себя,что поторопил события. Может быть, придет время… но не сейчас.

Он рискнул — и проиграл, проиграл погибшему возлюбленномуЭдвины.

— Даже вдовы снова выходят замуж, — попыталсяпереубедить ее Бен. — Ты имеешь право на счастье, Эдвина.

— Может быть, — неуверенно сказала она. —Может быть, говорить об этом рано… — Однако в глубине души она знала, чтоникогда не выйдет замуж. — Но, чтобы быть честной, я не думаю, чтокогда-нибудь выйду замуж.

— Как это глупо!

— Возможно, — она виновато улыбнулась, — нотак легче, из-за детей. Я не смогла бы дать мужчине того, что он заслуживает,Бен. Я слишком занята детьми, и любой нормальный мужчина рано или позднообиделся бы.

— Ты думаешь, и я такой? — Он выгляделрасстроенным, и она опять улыбнулась.

— Может быть, и вы. Ведь вам требуется все моевнимание, а я не смогу его уделять никому целиком по крайней мере летпятнадцать, пока Тедди не уедет учиться в колледж. Слишком долгий срок.

Бен покачал головой и усмехнулся. Он потерпел поражение, онзнал это. Она была упрямой девушкой, и если что говорила, значит, держала своеслово. Он уже хорошо это знал и, кстати, любил и за это. Он любил ее мужество,ее принципы, упорство… ее смех, ее волосы, глаза, восхитительное чувство юмора.И он знал, что она тоже любит его, но не так, как ему бы хотелось.

— Пятнадцать лет многовато для меня, Эдвина. Мне будеттогда шестьдесят один, и ты" может быть, не захочешь за меня замуж…

— Но вы наверняка будете моложе меня, Бен. Дети менясостарят к тому времени… — Она серьезно посмотрела на него. — Моя жизньпринадлежит им.

Она пообещала маме заботиться о них, что бы ни случилось. Иона не может думать о себе, прежде всего — дети. И как бы она ни любила Бена,она знала, что не хочет быть его женой и вообще ничьей. Но он нахмурился; онбезумно боялся ее потерять.

— Мы можем остаться друзьями?

Ее глаза наполнились слезами, и она кивнула с улыбкой.

— Конечно, можем. — Она встала и обняла его. Онбыл ее лучший друг, ее самый любимый друг, не просто друг отца. — Я бы несправилась без вас.

— По-моему, ты отлично справляешься, — кислопроизнес он и на мгновение крепко прижал Эдвину к себе.

Он не пытался поцеловать ее, не спорил с нею. Он был рад,что не потерял ее привязанность и дружбу, и, может быть, так оно и лучше.

Но все же уходил он с тяжелым сердцем. Садясь в машину, Беноглянулся, помахал Эдвине рукой и уехал, жалея, что все так получилось.

На следующий день пришла телеграмма от тети Лиз: в годовщинугибели Берта и Кэт умер дядя Руперт.

Эдвина с грустью сообщила об этом детям и весь день былаочень тиха и задумчива, вспоминая разговор с Беном. Она была взволнована егопризнанием, но не сомневалась, что поступила правильно.

Дети не особенно расстроились, узнав про смерть дяди. Филиппосле обеда помог Эдвине сочинить телеграмму тете Лиз. Они написали, что оченьей сочувствуют и молятся за дядю. Эдвина решила не упоминать, что они надеютсявскоре увидеть тетю, уж слишком долго они приходили в себя после ее визита тримесяца назад.

Эдвина размышляла, не надеть ли снова траур, но потомрешила, что не стоит: ведь они едва знали дядю, да и не слишком-то любили его.

Она неделю ходила в сером, а потом вернулась к своей обычнойодежде и даже стала надевать красивую бледно-голубую шаль, которую подарил ейБен. Он, кстати, приходил к ним почти так же часто, как и раньше. Правда, поройон казался несколько смущенным, хотя Эдвина вела себя так, будто между ниминичего не произошло. Дети и вовсе остались в полном неведении, только Филип разили два посмотрел на них внимательно, но ничего, кроме привычной дружескойпривязанности, не обнаружил.

В мае Эдвина впервые вышла в свет. Она приняла приглашениена обед от старых друзей родителей и, хотя поначалу чувствовала себя скованно,провела очень приятный вечер. Правда, одна вещь ей не понравилась: онаподозревала, что ее пригласили ради развлечения хозяйского сына, и, приехав вэтот дом во второй раз, Эдвина в этом окончательно убедилась.

Этот красивый молодой человек двадцати четырех лет имелпрекрасное имение около Санта-Барбары, много денег и мало мозгов. Разумеется,он совершенно не заинтересовал Эдвину, как и другие молодые люди, с которыми еезнакомили в гостях. Ее собственные подруги почти все уже вышли замуж,обзавелись детьми, и, навещая их, Эдвина не могла не думать о Чарльзе, о том,что и они могли бы жить так же.

Это было очень тяжело, и с друзьями родителей Эдвиначувствовала себя лучше: у них с ней было даже больше общего, ведь онавоспитывала детей такого же возраста, как и у них. К тому же ее не донималимолодые люди, некоторые, правда, поняли, что лучше ее оставить в покое. Эдвинане снимала обручального кольца и продолжала думать, что принадлежит толькоЧарльзу. Она жила лишь воспоминаниями о нем да бесконечной заботой о детях.

В августе она с облегчением покинула город и поехала наозеро Тахо. Это было особенное лето для всех: месяц назад Филипа приняли вГарвард, и в начале сентября ему предстояло ехать на учебу. Эдвина, конечно,переживала, что он уезжает, но и радовалась за него. Филип предлагал остатьсядома и помочь справляться с малышами и хулиганистым Джорджем, но Эдвина дажеслушать ничего не хотела. Он поедет учиться — и точка.

А пока они собрали вещи и отправились на поезде до озераТахо.

Однажды лунным вечером Филип наконец отважился задатьвопрос, который давно его беспокоил.

— Ты когда-нибудь была влюблена в Бена? — смущенноспросил он сестру.

Эдвина пришла в замешательство, причем даже не столько отвопроса, сколько от вида Филипа. Он смотрел так, словно она принадлежала толькоему и детям. Растерявшись, Эдвина даже не знала точно, что и ответить.

— Нет.

— А он?

— По-моему, это не так важно. — Эдвина говориламягко, потому что бедняжка Филип в самом деле очень разволновался. Она глубоковздохнула, думая о фате, спрятанной в шкафу. — Я все еще люблю Чарльза… —прошептала Эдвина, — …наверно, я всегда буду его любить…

— Я рад. — Но потом Филип виновато вспыхнул: