Эдвина надела фату, посмотрелась в зеркало, и слезы потеклипо ее щекам. Фата оказалась точно такой, как она мечтала. Интересно, как бывыглядело ее подвенечное платье? Конечно, такое же красивое, но только никтоэтого никогда не узнает. Материя пошла ко дну вместе с «Титаником».

Эдвина до сих пор не позволяла себе вспоминать о свадьбе, нотеперь, когда у нее вдруг появилась фата, мысли о несбыточном счастье вызвалиновый поток слез.

Она, все еще с фатой на голове, присела, тихо плача, накровать и открыла письмо. Первый раз она так сильно ощущала безнадежноеодиночество, сидя в черном траурном платье и в пышной белой фате.

«Дорогая моя Эдвина», — начала она читать, и голос ледиФицджеральд словно зазвучал в комнате.

Они с Чарльзом были очень похожи: высокие, худощавые, спрекрасной осанкой — типичные английские аристократы.

"Мы очень часто думаем и говорим о тебе. Трудноповерить, что ты уехала из Лондона всего четыре месяца назад… тяжело поверитьво все, что случилось за это время.

Я очень беспокоюсь, посылая тебе эту фату. Я боюсь, что тырасстроишься, когда получишь ее, но мы с отцом Чарльза долго думали и решили,что она должна быть у тебя. Пусть она останется как символ счастливых дней итой огромной любви, какую Чарльз питал к тебе.

Ты была самым дорогим в жизни для него, и я знаю, что выбыли бы очень счастливы. Спрячь ее, моя дорогая девочка, не думай о ней слишкомчасто… но, может быть, иногда взгляни на нее и вспомни нашего любимого Чарльза.

Мы надеемся опять тебя увидеть когда-нибудь. Наша любовьвсегда останется с тобой, с твоими братьями и сестрами. Мы очень любим тебя,дорогая, и всегда будем помнить тебя…"

Ослепшая от слез Эдвина не могла уже разобрать подписи:«Маргарет Фицджеральд».

Она сидела на кровати, пока внизу громко не хлопнула дверь ине раздались детские голоса. Малыши уже вернулись из парка, а она так ипросидела в комнате весь день, думая о Чарльзе и своей несостоявшейся свадьбе.

Она осторожно сняла фату, сложила ее в коробку и толькоуспела закрыть крышку, как в комнату ворвалась смеющаяся Фанни и бросилась кЭдвине. Она не заметила ни слез, ни потухшего взгляда сестры: девочка быласлишком переполнена впечатлением от прогулки, чтобы обратить внимание нанастроение старшей сестры.

Эдвина убрала коробку на полку и стала слушать, как Фанни,захлебываясь, рассказывала про карусель. Там были лошадки, и медные кольца, изолотые звезды, и музыка играла все время, и еще можно было кататься наразрисованных саночках, если не хочешь на лошади, но лошади в сто раз лучше!

— И там еще были лодочки, — продолжила было Фанни,но потом нахмурилась. — Нам не нравятся лодки, да, Тедди?

Тот покачал головой, входя в комнату, а вслед за ним шлаАлексис. Она внимательно посмотрела на Эдвину, будто почувствовала неладное, ноне понимала, что именно.

И только Филип, когда дети ушли спать, осторожно спросилЭдвину:

— Что-то случилось? — Он вечно беспокоился за нее,заботился о ней и старался, как мог, заменить малышам отца. — Ты впорядке, Вин?

Она медленно кивнула, собираясь рассказать ему о фате, но немогла вымолвить ни слова. Интересно, помнит ли он, какое завтра число?

— Да, в порядке… я получила письмо от матери Чарльза,леди Фицджеральд…

— О! — В отличие от Джорджа, который по молодостиничего бы не понял, Филип сразу почувствовал, каково сейчас Эдвине. — Какона?

— Ничего, я думаю. — Она печально взглянула наФилипа. Ей нужно было с кем-то поделиться, пусть даже с семнадцатилетнимбратом. Дрожащим голосом она сказала:

— Завтра была бы… была бы…

Дальше говорить она не могла и отвернулась. Но Филип мягкокоснулся ее руки, и Эдвина повернула к нему залитое слезами лицо.

— Ничего… прости…

— О, Винни! — В его глазах тоже стояли слезы,когда он прижимал к себе Эдвину.

— Почему это случилось? — прошептала она. —Почему?.. Почему там так мало было шлюпок? Ведь такая малость… шлюпки для всех…и все было бы иначе.

Но существовали еще другие «почему»… Например, почему«Калифорниец» отключил радиостанцию и не услышал отчаянных сигналов бедствия с«Титаника», раздающихся по всей Атлантике. Он был всего в нескольких милях иуспел бы прийти на помощь…

Столько было «почему» и «если б только», но они уже ничегоне значили, и Эдвина плакала на плече у брата накануне дня, который мог быстать самым счастливым в ее жизни.

Как и следовало ожидать, Рождество в этот год не принеслоособой радости в семью Уинфилд. По крайней мере для старших. Малыши были такзаняты подготовкой к празднику, что им некогда было раздумывать о том, как всена этот раз изменилось.

Приехал Бен и повел мальчиков на выставку новых автомобилей,а потом взял всех на рождественскую елку в отель «Фейрмонт». Многие друзья ихродителей тоже звали детей в гости, но иногда эти приглашения причиняли боль ислужили напоминанием, что они теперь сироты.

Алексис по-прежнему была очень замкнутой, но Эдвина изо всехсил старалась ее расшевелить. Иногда она заставала девочку в маминой спальне,но уже не волновалась особенно из-за этого, спокойно разговаривала с Алексис,сидя на розовом диванчике в гардеробной, и они с сестрой перебирали разныеслучаи из прежней жизни, как будто боялись, что они сотрутся из памяти.

Эдвина всегда как-то странно себя чувствовала там, наверху,словно комнаты родителей стали теперь чем-то вроде храма. Одежда Берта и Кэтвсе еще висела в шкафах, и у Эдвины не хватало духу ее убрать. Мамины расческии золотой несессер тоже лежали там, где она их когда-то оставила.

Миссис Барнс аккуратно вытирала всюду пыль, но даже она нелюбила заходить в эти комнаты. Она говорила, что там ей всегда хочется плакать.А Шейла так и вовсе наотрез отказалась заглядывать туда, даже в поискахАлексис.

Эдвина, испытывая тоску, время от времени поднималасьнаверх. Там ей казалось, что она становится как-то ближе к ним, там легче быловспоминать…

Трудно было поверить, что прошло всего восемь месяцев, какне стало родителей. Иногда эти месяцы казались лишь мигом, а иногда — целой вечностью.

Миновали рождественские праздники, хотя для Эдвины они сталитяжелым испытанием. Но она все сделала как полагается, и дети, как обычно,вывесили чулочки для подарков, и спели рождественские гимны, и напекли сладкихбулочек, и сходили в церковь. Эдвина, как раньше мама, занималась покупками иупаковкой подарков, а Филип, сонно зевая, поблагодарил ее от имени всех врождественскую ночь — как Берт обычно благодарил Кэт, и Эдвину это оченьрастрогало.