— То есть я хотел… я имел в виду… Эдвина улыбнуласьему:

— Я догадываюсь, что ты хотел.

Она принадлежит им… они не хотят, чтоб она выходила замуж.Она их собственность до тех пор, пока не умрет или не станет им больше нужна.Эдвина понимала это и ничуть не обижалась на эгоизм братьев и сестер.

Странно, думала Эдвина, почему родители имели правопринадлежать друг другу, а она, как считают дети, должна любить только их. ДажеФилип так думает. Он имеет право уехать учиться, а она останется здесь, сдетьми, и будет его ждать.

— Если б я любила его, то что бы изменилось? Ведь я бне стала вас меньше любить, — попыталась объяснить Эдвина, но Филипнедоверчиво смотрел на нее. Она поняла, что он еще ребенок, хоть и едет вГарвард, и поцеловала его. — Не волнуйся так. Я всегда буду здесь. —Те же слова она произнесла, когда умерла мама:

— Я люблю вас… не бойтесь… я всегда буду здесь…Спокойной ночи, Филип, — прошептала она, когда они подошли к домикам, и онс улыбкой посмотрел на нее. Он очень ее любил, и все дети тоже.

Она теперь опора, как раньше мама с папой. А они ее надежда,ее жизнь… А на полке лежит свадебная фата, которую никогда не наденет… А напальце сверкает обручальное кольцо Чарльза.

— Спокойной ночи, Эдвина. Она улыбнулась и закрыладверь, стараясь вспомнить, было ли когда-нибудь все иначе.

Все Уинфилды еле поместились в купе Филипа. Провожать егопришли, кроме братьев и сестер, Бен, миссис Барнс, друзья Филипа и два еголюбимых учителя. Сегодня у Филипа знаменательный день: он едет в Гарвард.

— Ну, будь умником, ладно?

Эдвина суетилась, как наседка. Она тихо спросила Филипа,спрятал ли он деньги в пояс. Филип усмехнулся и взъерошил свои аккуратнопричесанные волосы.

— Перестань! — прикрикнула Эдвина, и Филипотвернулся и стал разговаривать с приятелями.

Эдвина болтала с Беном, одновременно следя за Джорджем,который все пытался вылезти в окно. Она не увидела Алексис и жутко испугалась,вспомнив, как та уже однажды пропадала, но потом обнаружила ее рядом с миссисБарнс, печально глядящую на покидающего их брата. Фанни уже отплакаласьнакануне вечером, и даже маленький Тедди грустил из-за отъезда Филипа.

— А я тоже поеду? — с надеждой спросил он, ноФилип покачал головой и посадил его к себе на плечи. Тедди, весело смеясь,старался дотянуться до потолка, а Эдвина прижимала к себе грустную Фанни.

Всем было очень тяжело расставаться с Филипом, но Эдвинанапомнила ему, как бы им гордился отец, и поэтому он должен хорошо учиться,чтобы оправдать его надежды.

— Ты уже никогда не будешь таким, как сейчас, —попыталась объяснить Филипу Эдвина, но он не очень понял, что она хочетсказать. — Ты отправляешься в большой мир и вернешься другим человеком. Мыпокажемся тебе такими старомодными и провинциальными. — Такое, конечно,могло случиться, но Эдвине хотелось верить, что подобное не произойдет с ихФилипом. — Я очень-очень буду по тебе скучать, — повторила Эдвина, ноона обещала себе не плакать и не огорчать Филипа. Много раз он говорил, чтоостанется и будет ей помогать, но Эдвина хотела, чтобы он продолжил учебу. Онимеет на это право, как и папа, и еще раньше дед.

— Ну, в добрый час, сынок, — Бен пожал Филипуруку.

— Посадка закончена! — закричал кондуктор. Филиппопрощался с друзьями, пожал руки учителям и наклонился, чтобы поцеловатьдетей.

— Будь умницей, Фанни, и слушайся Эдвину.

— Буду, — серьезно ответила та, и две большихслезы скатились по ее щекам. Больше года он был для нее скорее отцом, чемстаршим братом. — Пожалуйста, приезжай скорей…

В пять с половиной лет у нее уже выпало два зубика, и этопридавало забавное выражение ее личику. Она была чудесной малышкой, иединственное, чего она хотела, это жить дома с братьями и сестрами. ОднаждыФанни заявила, что хочет быть мамой и больше никем. Она будет шить, готовить, иу нее будет четырнадцать детей. Больше всего на свете она мечтает о том, чтобыжить в своем доме, уютном и красивом.

— Я скоро вернусь, Фанни… Я обещаю…

Филип еще раз поцеловал ее и повернулся к Алексис. Они молчасмотрели друг на друга. Филип и без слов знал, как она его любит. Алексисмаленьким добрым духом вплывала в его комнату, принося ему булочки и молоко,когда он допоздна засиживался над книгами, она делилась с ним всем, что у неебыло, потому что любила его.

— Не волнуйся, Лекси… Я люблю тебя… я вернусь, честноеслово…

Но все знали, что для Алексис подобные обещания уже ничегоне значат. Она все еще сидела иногда в комнатах родителей, словно надеялась ихтам увидеть. Ей исполнилось семь, но боль утраты не утихла, и отъезд Филипа,как опасалась Эдвина, гораздо сильнее заденет Алексис, чем остальных детей.

— А ты, медвежонок Тедди, будь хорошим мальчиком и неешь много конфет.

На прошлой неделе малыш в одиночку разделался с целойкоробкой, и потом у него ужасно болел живот. Тедди виновато засмеялся, и Филипосторожно снял его с плеч.

— Пока меня не будет, ты в доме старший мужчина, —сказал он с улыбкой Джорджу.

— Па-а-садка закончена! — снова закричалкондуктор, и Эдвина едва успела прижать к себе Филипа и шепнуть ему на ухо:

— Я люблю тебя, мой хороший. Возвращайся скорей ивспоминай нас. Мы всегда будем ждать тебя дома… будем ждать твоих писем…

— Спасибо, Винни… спасибо, что позволила мне поехать.],я сразу же приеду, если понадоблюсь тебе.

Она кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Я знаю, — сказала она, справившись с собой, иснова обняла его, и вспомнила о тех, с кем так и не успела попрощаться тогда,на пароходе.

Она не выдержала и заплакала, спускаясь на платформу. Бенпомог ей сойти и обнял, утешая, за плечи.

Поезд тронулся. Филип долго махал им платком. Фанни иАлексис безутешно плакали всю дорогу домой. Одна громко всхлипывала, у другойпо щекам медленно катились слезы.

Дом как-то сразу притих и опустел из-за того, что в нем нестало Филипа. Бен ушел, проводив их до ворот, и все печально разбрелись покомнатам. Спокойный немногословный Филип так много значил в жизни каждого изчленов семьи, что трудно было представить себе теперь, как они обойдутся безнего.

Вечером Фанни помогла Эдвине накрыть на стол, в то время какАлексис безучастно сидела, уставившись в окно. Она ни с кем не разговаривала,думала только о Филипе. Джордж играл с Тедди в саду, пока Эдвина не позвала ихза стол. В тишине все уныло ковыряли свое любимое блюдо — жареных цыплят.

Эдвина прочитала молитву и попросила Джорджа разрезатьцыпленка.

— Теперь ты у нас хозяин в доме, — сказала она, иДжордж, проткнув цыпленка, лихо отрубил крыло, как будто в руках у него былкинжал. В тринадцать лет он еще не утратил любви ко всем смешным, как онсчитал, проделкам. — Спасибо, Джордж, если ты намерен продолжать в том жедухе, то лучше я сама.