Бен приехал к ним на Рождество, и все ему страшнообрадовались. Он всем привез подарки: чудесную игрушечную лошадку для Тедди,девочкам — кукол, чрезвычайно интересный набор фокусов Джорджу, от которого тотпришел в восторг, красивые карманные часы Филипу и изящную кашемировую шальЭдвине. Шаль была бледно-голубая, и Эдвина с удовольствием представляла, какнаденет ее в апреле, когда кончится траур. Бен вначале думал купить ей черную,чтобы Эдвина могла ее носить сейчас, но потом ему расхотелось это делать.

— Я жду не дождусь, когда опять увижу тебя в пестрыхнарядах, — тепло сказал он, когда Эдвина разворачивала подарок.

Дети тоже приготовили для Бена кучу подарков, даже Джорджнаписал маленький портрет собаки Бена, а Филип вырезал из дерева очень красивуюподставку для ручек. Эдвина выбрала для него пару самых любимых папиныхсапфировых запонок, спросив совета у Джорджа и Филипа. Они оба одобрили еевыбор: ведь Бен был их лучшим другом — верным и добрым.

Рождество для Бена давно уже стало грустным днем: оноприносило горькие воспоминания о семье, которой он лишился шесть лет назад. Носейчас, в кругу детей Уинфилдов, он словно обрел новую семью, им было хорошовместе, они развлекали друг друга, а под конец Тедди заснул на коленях у Бена.

Эдвина смотрела, как Бен относит его наверх и укладывает вкроватку. Как он добр к ним! И девочки любили его ничуть не меньше мальчишек.Фанни и даже улыбающаяся Алексис просили, чтоб он и их тоже уложил спать.

Выпив со старшими по последнему стакану портвейна, Бен,довольный, ушел домой. Рождество обещало быть таким грустным, а оказалось такимсчастливым.

В отличие от Рождества, Новый год был полон слез и тяжелыхвоспоминаний.

К ним приехала тетя Лиз, которая плакала не переставая спервой минуты, как вышла из поезда. Ее черное платье было таким мрачным истрогим, что Эдвина сперва даже подумала, уж не умер ли дядя. Но Лиз сообщиласкорбным голосом, что Руперт совсем ослаб здоровьем, безумно страдает отподагры и пребывает в ужасном расположении духа.

— Разумеется, он шлет вам всем свою любовь, —быстро добавила она, вытирая глаза.

Она ходила с Эдвиной по дому и рыдала над каждой фотографиейили памятной вещицей, а встречая кого-нибудь из детей, начинала плакать ещегорше, чем совершенно их расстроила. Она никак не могла привыкнуть к мысли, чтоее любимая сестра погибла и дети осиротели.

Эдвина с трудом выносила ее стенания, потому что восемьмесяцев они изо всех сил старались не просто стать на ноги, но жить полнойжизнью, а тетя Лиз упорно отказывалась это замечать. Она сетовала, что детивыглядят ужасно и они такие бледненькие, кто, интересно, у них повариха, еслиона вообще имеется.

— Та же, что и раньше, тетя Лиз. Вы же помните миссисБарнс.

Но Лиз только плакала и твердила, как это плохо и даженедопустимо, что Филипа и Джорджа воспитывает сестра, хотя и не могла точноопределить, почему это так плохо. Правда, за последние месяцы Лиз сама впала вглубочайшую депрессию; она чуть не потеряла сознание, войдя в комнату сестры иувидев ее вещи, висевшие, как раньше, в шкафах.

А в спальне она совершенно потеряла контроль над собой изакричала:

— Я этого не вынесу… не вынесу!.. О, Эдвина, как тымогла?! Как ты могла такое сделать?

Эдвина в полном недоумении уставилась на нее, и тетяобъяснила:

— Как ты могла все здесь оставить, как будто они уехалитолько сегодня утром?!

Лиз трясла головой и истерично всхлипывала, обвиняюще глядяна Эдвину. Она не могла понять, что им в каком-то смысле служило утешением, чтотут висели папины костюмы, мамины платья, лежали такие знакомые щетки дляволос, покрытые розовой эмалью.

— Ты должна немедленно все убрать! — потребовалаЛиз, на что Эдвина только отрицательно покачала головой.

— Мы еще не готовы это сделать, — тихо сказалаона, протягивая тетке стакан воды, предусмотрительно принесенныйФилипом. — И, пожалуйста, тетя Лиз, постарайтесь держать себя в руках.Детям тяжело все это видеть и слышать.

— О, как ты можешь так говорить? Неужели ты совсембесчувственная?

Лиз опять разразилась громкими рыданиями, и Эдвина отправиладетей погулять с Шейлой, чтобы избавить их от тяжелой сцены.

— Если б ты знала, как я оплакивала Кэт все эти месяцы…что для меня ее смерть… моя единственная сестра!

Тетя Лиз продемонстрировала Эдвине свой эгоизм. Она неподумала, что шестеро детей потеряли свою мать. Она не думала о Берте… Чарльзе…и тем более бедной Уне… Лиз была занята только собственным горем и ни о комбольше не думала.

— Тебе следовало приехать в Англию, как этого хотелРуперт, — причитала она, — я бы позаботилась о вас.

Эдвина лишила ее последнего шанса заняться воспитаниемдетей. Они отказались ехать и остались в Сан-Франциско, а теперь Рупертуспокоился, потому что поверенный написал, как у них все хорошо. Своимупрямством Эдвина все разрушила, она ведет себя совсем как ее папочка.

— Некрасиво с твоей стороны было отвечать отказом нанаше приглашение, — произнесла Лиз, и Филип внезапно разозлился.

— Ничего некрасивого моя сестра не сделала, мэм, —процедил он сквозь зубы, и Эдвина велела ему пойти вниз посмотреть, чем тамзанимается Джордж, чтобы избежать ненужных препинаний.

Лиз прожила у них двадцать шесть дней, и временами Эдвинадумала, что еще один день — и она сойдет с ума. Лиз плакала все дни напролет инаводила этим тоску на детей. А в конце она буквально заставила Эдвину убратьхотя бы часть вещей из родительской спальни. Лиз решила взять с собой в Англиюнекоторые вещи Кэт, напоминавшие об их юности и мало что значащие для ееплемянников и племянниц.

Наконец, почти через четыре недели, они проводили тетю Лиздо парома, который шел в Окленд на станцию. Эдвине казалось, что от тетиныхслез дом отсырел, а та сердилась на Эдвину до самого отъезда.

Она гневалась на судьбу, которая так жестоко обошлась с ней.Лиз сетовала, что погибла ее сестра, злилась, что Эдвина и дети отказалисьпосле этого к ней приехать, жаловалась, что ее собственная жизнь кончена. И ещеона злилась на Руперта за несчастливые годы, прожитые с ним в Англии. Эдвина небыла уверена, оплакивает ли она смерть своей сестры или собственные несбывшиесянадежды.

Даже Бен стал ее избегать, и Эдвина, проводив тетку,опустилась на стул в холле в совершенном изнеможении. Дети тихо стояли рядом,радуясь, что тетя наконец уехала. Она им не понравилась: тетя изводила Эдвину,жаловалась на все, а в остальное время плакала.

— Я ненавижу ее! — неожиданно заявила Алексис, иЭдвина мягко упрекнула ее:

— Не говори так.

— Почему? Она заставила тебя убрать мамины вещи, она неимела права!