Они повернулись ко мне, озадаченные моим молчанием, я сказалвяло:

– К сожалению, они умеют считать только деньги. А снастроениями считаться никогда не умели… по-настоящему. Да если честно, у насэто умеют еще хуже.

– Хуже некуда, – согласился Белович. – Друзейбездарно растеряли, с врагами не подружились, с союзниками рассорились… Эх!Хуже всего, что мы сами, я имею в виду Россию, готовы к падению государства.Никогда еще население не было настолько деморализовано, настолько в дупе, кактеперь говорят. Если уже сами о себе заговорили, как о самом никчемном,бестолковом, тупом и спивающемся народе, то что вам еще надо? Само слово«русский» звучит уже как ругательство. Не зря здесь вспоминали, что всякийрусский, очутившись на Западе, старается скрыть, что русский!

Игнатьев буркнул:

– Правительство намечает крутые реформы.

Белович отмахнулся.

– Все уже знают, что любые реформы в России заканчиваютсякрахом и еще большим ограблением населения. Если в прошлую войну былпатриотический порыв уничтожить гитлеровских захватчиков, то сейчас на ДальнемВостоке обрадуются, если там высадятся японцы и объявят их земли своей территорией.А азиатские регионы России слова не скажут, если отойдут Китаю, мол, хужене будет, а вдруг да будет лучше?

Снова, в который раз, я ощутил, что, удивленные иобескураженные моим молчанием, они поглядывают на меня вопросительно. Все-такисмолчал, сам еще не разобрался, тогда Игнатьев поинтересовался осторожно:

– Борис Борисович, вы помалкиваете так это загадочно. Что-тослучилось?

– Случилось, – ответил я невесело.

– Что?

– А ты не видишь? – спросил я. –В Сибири обнаружили огромные залежи всего-всего, а кто будетразрабатывать? Понимаешь, как бы мы ни орали о засилье Америки в нашей жизни,как бы ни желали ей всякой гадости, вплоть до погружения всего континента вокеан, как случилось с Атлантидой, но все же давай-ка, положа руку на сердце,признаемся… Америка и мы – белая раса! Если не нравится мой расизм, тогдатак: Америка и мы – западная цивилизация. Построенная на христианскойморали, которая дала науку и все эти нынешние компьютеры. Япония и Китай, как ивсе индии и пакистаны, – это Восток, это другая мораль, другие ценности,другая духовность. И пусть сопляки в наших дворах восторгаются восточнымиединоборствами, но мы все прекрасно понимаем, что только христианская моральсмогла дать толчок вообще науке, так преобразившей мир. Все восточныемировоззрения – стоячее болото. Там прогресс немыслим! Не приди европейцына Восток, там и сейчас все так же дрались бы мечами и приносили в жертвулюдей. Так с кем нам в этом великом противостоянии взаимоисключающих культур?

Игнатьев взглянул на меня с удивлением.

– Вы что? Уж не жалеете ли юсовцев?

– Нет, – ответил я откровенно. – Юсовцев –нет. Но американцев мне жаль. Раз уж приходится выбирать между ними ивосточными странами… а выбирать приходится, то…

Он перебил:

– Погодите-погодите! Это с какими восточными? Исламом?

Я отмахнулся.

– Для меня они все восточные, все чужие. Неважно: древняяэто индийская культура или еще более древняя китайская… не понимаю, чтохорошего находят в древности?.. Для меня все чужое, что не христианское.И не потому, что свое, я – атеист, если даже хочешь – язычник,но я признаю, что только христианство сумело из своих схоластических споров отом, сколько ангелов поместится на кончике иглы, положить начало рождениюнауки, технического прогресса и всему тому миру высоких технологий, что насокружает. Понимаешь, я бы и дальше бодался со Штатами, стараясь их ослабить,ибо сильному мозги не нужны, а слабый, глядишь, и поумнел бы немного, но сейчасШтаты в очень хреновом положении. На них не плевать надо, а… как ни дико,помочь!

Он отшатнулся, смотрел на меня, не веря глазам своим.Наконец проговорил бледным колеблющимся голосом:

– Ну, знаете… Если бы не знал вас столько лет, сказал бы,что вы – засланный казачок. Такое сказануть! Поддержать Америку – этоже надо? Нет, вы сами хоть поняли, что сказали?

– Да понял, – ответил я досадливо. – Вот сейчасвижу, что сказал правильно, и вижу, что еще не все сказал… Сейчас, сейчас… находу додумаю. Давай прикинем, что будет, если восточным странам, вообщеВостоку, удастся Америку опрокинуть…

Белович молчал, смотрел на меня исподлобья, а Игнатьевсказал с убеждением:

– Не удастся!

– Вот-вот, – спросил я невесело, – тожерассчитываешь, что Америка устоит, потому можно кусать ее сзади за ноги?..Ладно, а если не устоит?

– Устоит! – отрезал он упрямо. Посмотрел на Беловича заподдержкой. Тот кивнул, мол, устоит, можно нападать, ничего с нею не сделается.

– Я тоже надеюсь, – продолжал я. – Пока чтодержится. Но все же, если не устоит?.. Или устоит, но ослабеет в схваткенастолько, что не в состоянии будет защитить Европу?.. Ведь, как ни крути,когда сюда придут Япония и Китай, мы не выстоим. И сбудется самый страшный сонЛеонида Ильича: на Красной площади китайцы едят палочками мацу… А еще раньше,чем китайцы, сюда могут вломиться моджахеды.

Белович кашлянул, сказал вежливо:

– Из Афганистана, что ли? У них народа не хватит.

– А много и не надо, – ответил я невесело. –Русских сейчас хоть голыми руками бери. К тому же моджахеды бывают не толькоафганские. Прибудут и пакистанские части, и арабские войска… Словом, чем большея думаю над противостоянием цивилизаций… да-да, сейчас как раз время ихпротивостояния!.. тем больше я вижу, что мы должны поддержать Америку.

Игнатьев перебил зло:

– Борис Борисович, вы совсем охренели!.. Сказали бы, чтонадо уменьшить наскоки на нее, я бы еще понял. Но… поддержать? Националисты мыили нет?

Я покачал головой.

– Ты что-то путаешь сам. Мы – русские националисты, ноэто вовсе не значит, что надо обязательно нападать на Америку. Быть русскимнационалистом – это прежде всего любить Россию и стараться сделать все дляее блага, для счастья ее народа. Если для счастья России надо Америку вбить вземлю по ноздри – сделаем, но если для блага России лучше Америкуподдержать, то почему мы должны бодаться с нею даже себе во вред?

Игнатьев смотрел непонимающими глазами. Для него миррушился. Тем более что именно с моих работ так люто возненавидел Америку. Дамногие ее возненавидели после моих «Тезисов о политкорректности» и «КатастрофыЗаокеанского Рейха», хотя я развенчивал идеалы Юсы, а не Штатов, темболее – не Америки, но не было еще идеи или просто работы, которую быпоняли так, как хотел автор. Юсу отождествили со всей Америкой, как в Штатахотождествляют русских и коммунизм, а также русскими считают казахов, узбеков,туркмен, осетин, и пошла-поехала…