– Если Морок держит людей в иллюзиях, знает их судьбы, как он допускает, чтобы по людям гуляли демоны? – заинтересовалась Тая.

– Это не его дело. Не его измерение, скажем так. Он держит заслон людской реальности, видит пути людей, но что ими иногда движет, демоны или какие другие силы, – ему без разницы. Демоны не видят Тайномирье, оно не видит их.

– Здорово, – Тая вдруг ощутила огромность еще непонятного ей мира. Неведомые дали, которые распахивались одна за другой. Сначала неявь и Братство Некромантов, теперь еще и Тайномирье, полное неизвестных ей обитателей…

– Карты тебе ведьмовские подарю как сувенир, это в Тайномирье большая ценность, – Петя полез в карман черного пальто, вытащил черную замусоленную стопку и положил на стол. – Просто больше нечего дарить, наши колдовские штуки для некромантов – смешные побрякушки. Там, где я буду бить полгода порчами с откупами, а потом еще шибанет откатом, некромант просто пошлет проклятие – и через пару секунд нету вражины…

– Спасибо, Петь, – Тая, которой довелось впервые держать в руках карты, с любопытством перебирала их, разглядывая чуть пожелтевшие картины на каждой из них. Почти на каждой карте либо полумесяц, либо луна – значит, для неведомого ей Тайномирья это тоже важный знак. Странные существа с красивыми лицами были нарисованы на этих картах – особенно понравился черноволосый юноша и другой, окруженный играющими вокруг полумесяцами…

Уже через час оба болтали друг с дружкой, причем Петя рассказывал анекдоты из жизни ведьмаков, а Тая заливалась смехом, слушая, как они чихвостят Верховную ведьму и как устраивают друг дружке каверзы с приворотами.

– Ой, смотри, – запнувшись посреди очередного анекдота, сказал вдруг Петя и кивнул на окно веранды. – Интересно…

По окну, рама которого служила братской могилой многочисленным комарам и мухам, ползли капли дождя. Ползли они почему-то вверх, змеистыми ручейками пробивая себе дорогу по пыльному стеклу.

Откуда-то издалека донесся протяжный собачий вой, сразу на несколько глоток, и мурашки побежали у Таи по спине.

– Петр, нужно выйти тебе, пора, – на веранду заглянул Матвей, и Петя, чуть побледнев, взялся пальцами за один из оберегов на шее и вышел, улыбнувшись Тае какой-то слабой, чуть вымученной улыбкой.

Она, сунув подаренные ей карты в карман куртки, поспешила на улицу. Дождь усилился и нещадно хлестал по кустам смородины, мутные лужи пузырились, в небе раскатисто грохотало.

Некроманты стояли вокруг перекрестка двух грунтовых дорог: блестела курточка Диканской, мокрая рубашка Макса липла к его чуть сутулой спине, Костя Лихоманов стоял, скрестив руки. Матвей Горюнов молчал, стоя неподалеку от Пети, и выражение его лица Тае очень не понравилось.

– Давай! – заорал вдруг Петя, подняв над собой руки. – Давай подходи! Мне ничего не страшно! Давай, кто кого! Вперед! Я… Я…

– Давай, Петь, ты справишься, – прошептала Тая, вспомнив, что надо держать сжатыми кулаки, когда за кого-то сильно переживаешь.

Очень вдруг ей захотелось, чтобы учился этот смешной Петька вместе с ней, постигал азы демонофизики и получал нагоняи от профессора Громова. Чтобы просто был ее другом, заходил к ней домой и пил чай на их крохотной кухне, а потом бы они вместе выходили на сражения с демонами, плечом к плечу.

Смотреть на дождь было тревожно и неприятно.

Садоводство вдруг показалось Тае маленьким и беспомощным: крохотные деревянные домики, в которых люди укрывались от ночи и непогоды. А ночь надвигалась стремительно, прямо посреди дня быстро темнело.

Вдруг вспомнился детский сон, напугавший ее до ужаса: как солнце исчезло и на улицу посреди дня опустилась чернота, а тетка Рита сказала, что солнце никогда больше не взойдет. Проснувшись в холодном поту, Тая плакала, потом долго стояла у окна и смотрела на рассвет. Просто чтобы убедиться – всё с миром в порядке. Живое существо должно видеть солнце, должно знать, что оно появится, взойдет. А сейчас происходило наоборот – мутное солнце посреди дня гасло, будто навсегда, чтобы никогда не вернуться.

Тая вздрогнула и дернулась куда-то, где есть свет.

И только мысль о том, каково сейчас Пете, который стоял в самом эпицентре этой темноты, заставила ее остановиться и вцепиться руками в деревянный забор до боли, до заноз в ладонях.

Силуэт молодого колдуна тонул в сверкании молний, он стоял и качался из стороны в сторону, подняв руки над головой.

– Ма-акс! – донесся голос Матвея, и в сполохах молний мелькнула белая рубашка Громова, тоже с вытянутыми вперед руками.

Тае казалось, что пространство вокруг схлопывается, как будто нет больше мира, нет солнца и больше никогда не будет. Сейчас исчезнет и воздух, земля под ногами, гравитация – все, что держало на земле, и она полетит в кромешной темноте и холоде куда-то, не видя даже звезд…

Вцепившись в забор и сжав зубы, она заставляла себя смотреть, потому что Петя стоял там и потому что там был Макс. Если она сейчас струсит и сбежит, спрячется – вдруг и они тоже…

С середины перекрестка начал расти странный столб, похожий на смерч. Черная крылатая тень поднималась из земли, медленно расправляя широкие крылья. Пролетев мимо стоящего колдуна, тень начала удаляться.

Взгляд тянулся за ним вслед – крылатый силуэт таял, растворяясь в темноте.

Спустя какое-то время мгла посветлела, послышался шум деревьев, в лужи падали редкие капли. Воздух все еще был душным и тяжелым или же просто было трудно дышать.

Макс Громов, вытирая лоб рукавом, неторопливо отходил от перекрестка чуть хромающей походкой.

Тая же не отрывала взгляда от колдуна, который продолжал неподвижно стоять на перекрестке, воздев руки вверх.

– Петь? – несмело окликнула она, сделав к нему несколько шагов. – Ты в порядке?

– Не подходить сюда! – Матвей вполголоса выругался и ткнул пальцем в бок стоящей фигуры.

Вдруг она качнулась и рухнула бесформенной грудой тряпок на дорогу – в этом пустом футляре из одежды уже никого не было.

– Темнич, ну что такое, – поморщился Матвей, которому явно не нравились женские слезы, да и любые слезы вообще. – Привыкай, добро пожаловать в наш мир. Иди в неяви посиди, а то трясет тебя, как осинку.

Какая к черту неявь, когда она даже не видела ничего перед собой?! Пройдя несколько шагов, Тая споткнулась обо что-то и, упав ничком на грядку щавеля, беззвучно зарыдала. Рядом послышался тягостный вздох: Костя, присев на каменный бортик, огорченно грыз выкопанную редиску.

– Мы поэтому и любим жизнь, – тихо проговорил Лихоманов. – Когда смерть дышит в затылок, начинаешь любить все эти прибамбасы вроде жратвы и магвещей. Это держит в яви, нам нельзя быть альтруистами.

– Мне… жалко его, – Тая понимала, кто Костя сейчас говорит это, чтобы ее успокоить и отвлечь, но не могла прекратить рыдать. – Такой… веселый. Он так хотел жить… планы строил, как он на кафедре будет с нами…