Существо, которое я подвергаю уничтожению, — моя мать,поэтому рассмотрим убийство под этим углом зрения.

Надеюсь, не вызывает сомнений тот факт, что предвкушаемоесладострастие — это единственный мотив, подталкивающий женщину к половому акту,поэтому я хочу спросить, откуда появится признательность в сердце плода этогоэгоистического акта? О ком думала моя мать, предаваясь наслаждениям: о себе илио своем будущем ребенке? По-моему, даже излишне спрашивать об этом. Далее,ребенок появляется на свет, мать кормит его. Может быть на этой второй стадиимы обнаружим причину для сыновней признательности? Отнюдь. Если мать оказываетсвоему ребенку такую услугу, не надо обманываться: она делает это изестественного чувства, которое заставляет ее освободиться от секреции, а иначеона окажется в опасности; точно также поступают самки животных, когда их железыраспирает молоко и грозит их убить. И они не могут от него избавиться инымспособом, кроме как дать отсосать его детенышу, который инстинктивно тянется ксоску. Итак, мать вовсе не оказывает милости ребенку, когда кормит его:напротив, это он помогает матери, которая без этого вынуждена прибегать кискусственным средствам, приближающим ее к могиле. Ну ладно, вот ребенка родилии выкормили, причем ни то, ни другое не предполагает, что он должен испытыватьблагодарность к женщине, которая это сделала. Перейдем теперь к заботам,которыми окружают детей, когда они немного подрастут. И здесь я не вижу иныхмотивов, кроме материнского тщеславия. И здесь молчаливая природа внушает ей небольше, чем самкам животных. Помимо забот, необходимых для жизни ребенка издоровья матери, то есть механизма, который так же естественен, как породнениевиноградной лозы с молодым вязом, — да, Жюстина, помимо этих забот,природа ничего не диктует матери и со спокойной совестью может бросить своедитя. Он растет и крепнет самостоятельно без ее помощи, ее заботы совершенноизлишни: разве страдают детеныши животных, брошенных матерями? Только попривычке или из тщеславия женщины продолжают заботиться о детях, но вместотого, чтобы принести им пользу, они ослабляют их инстинкт, развращают, лишаютих энергии, и в последствие этого те уже не могут обойтись без няньки. Теперь яспрошу вас, неужели из-за того, что мать не оставляет забот, без которыхребенок может обойтись и которые выгодны ей одной, он должен связать себячувством признательности? Вздор! Согласитесь, что это было бы весьма глупо. Новот ребенок достиг возраста зрелости, а мы так и не заметили в нем хотя бынамека на благодарность к матери; он начинает мыслить, рассуждать, и какие же унего возникают чувства? Прошу конечно прощения, но… никаких, кроме отчуждения иненависти к той, что дала ему жизнь, ибо она передала ему свои физическиенедостатки, дурные свойства своей крови, свои пороки… Наконец, унылоесуществование в горе и несчастии. Осмелюсь спросить, Жюстина, есть ли здесьвеские причины для признательности, и нет ли скорее мотива для самой сильнойантипатии? Итак, очевидно, что во всех обстоятельствах, когда ребенок получаетвозможность распорядиться жизнью своей матери, он должен сделать это безмалейших колебаний; он не должен раздумывать, так как он может лишь ненавидетьтакую женщину, так как месть — плод ненависти, а убийство — средство мести.Пусть же он безжалостно уничтожит это существо, с которым его якобы связываетчувство долга; пусть разорвет на куски грудь, вскормившую его: ведь зла в этомбудет не больше, чем если бы он сделал это с другим человеком, и даже меньше,если у него нет причин его ненавидеть так, как он ненавидит мать. Развеживотные церемонятся со своими родителями? Они пользуются ими, убивают их, иприрода не протестует. Взвесьте остальные ложные обязанности человека, сверьтеих с моими словами и затем вынесите приговор этим неестественным чувствам поотношению к отцу, матери, мужу, детям и т.д. и т.п. Вот тогда, проникнувшисьэтой философией, вы увидите, что вы одиноки во вселенной, что все иллюзорныеузы, придуманные вами, — дело рук людей, которые, будучи слабыми отприроды, стараются сделать их более прочными. Сын думает, что нуждается в отце,отец, в свою очередь, считает, что нуждается в сыне — вот что скрепляет эти нелепыеузы, эти якобы священные обязанности, но я категорически заявляю, что в природеих не существует. Оставь же, милая Жюстина, свои предрассудки, иди служить мне,и твое будущее обеспечено.

— О сударь, — отвечала бедная, совершенноиспуганная девочка, — равнодушие, которым вы наделяете природу, — этолишь плод ваших софизмов. Лучше послушайте свое сердце и вы поймете, что оноосуждает все эти ложные аргументы порока и распутства; ведь сердце, к судукоторого я вас отсылаю, является святилищем, где природа, оскорбляемая вами,ожидает уважения. Если она запечатлела в нем жуткий ужас перед злодейством,которое вы замышляете, согласитесь, что оно. ей неугодно. Я знаю, что сейчасвас ослепляют ваши страсти, но как только они замолчат, угрызения совестисделают вас самым несчастным человеком. Чем чувствительнее ваша душа, темсильнее будет мучить ее совесть. Ах сударь, прошу вас, продлите жизнь этогонежного и бесценного создания, не бросайте его в жертву своим жестокимкапризам, иначе вы погибнете от отчаяния. Каждый день, каждую минуту она будетстоять перед вашими глазами — ваша дорогая матушка, которую швырнул в могилуваш слепой гнев, вы будете слышать, как она жалобным голосом произносит тесладостные имена, которые делали радостным ваше детство; она будет будить васночью и терзать вашу душу во сне, она вскроет своими окровавленными пальцамираны, которые вы ей нанесли. Свет солнца померкнет для вас на земле, все вашиудовольствия будут нести на себе печать страдания, ваши мысли будут путаться увас в голове; небесная рука, которую вы отрицаете напрочь, отомстит вам зауничтоженную жизнь и отравит ваши оставшиеся дни, и вы, так и невоспользовавшись этим злодеянием, умрете от горького сожаления о том, чтопосмели его совершить.

Жюстина обливалась слезами, произнося последние слова; онастояла на коленях перед своим жестоким господином, который слушал ее сосмешанным чувством гнева и презрения; она умоляла его всем, что есть в немсвятого, заклинала отказаться от ужасного плана и никогда больше не вспоминатьо нем. Но она плохо знала монстра, с которым имела дело; она не знала — обезвинное создание! — до какой степени страсти укрепляют и закаляют порокв таких душах, какую имел Брессак; откуда ей было знать, что все чувства,внушаемые в таких случаях добродетелью, становятся в сердце злодея шипами,уколы которых с удвоенной силой подталкивают его к задуманному преступлению?Настоящий распутник обожает бесчестье, позор и упреки, которые заслуживают емуего отвратительные поступки — в этом находит радость его извращенная душа.Разве не встречаются нам люди, которые приходят в восторг от возмездия,обрушивающегося на них, которые видят в эшафоте место славы, где они гибнут срадостным чувством исполненного предназначения, вспоминая свои подлые ипреступные деяния? Вот до чего доводит человека осознанная развращенность, воткаков был Брессак, который поднялся и холодно произнес:

— Теперь я вижу, что ошибся, и виню за это не вас, асебя. Впрочем, неважно: я найду другие способы, а вы много потеряете, хотяхозяйка ваша от этого ничего не выиграет.