– Что, Валерка, убили и обижают? – он снял с муляжа очки инацепил их себе на нос.

С видеокамерой в руках к нему подошла Анна.

– Валер, встань к нему, я вас сниму, – предложила она.

Улыбающийся Фил приосанился и положил руку на резиновыйзатылок своей копии.

– Как смотримся, а?

– Супер! Ну просто красавцы! Плешку только ему прикрой…

Фил поправил вздыбленные волосы на темени муляжа и сноваповернулся к камере. Вдруг его осенила неплохая идея – показать Оле и, главнымобразом, Ване только что отснятый бой.

– Ань, слушай, а ты трюк сняла?

– Конечно…

– Дай камеру, я Ваньке покажу, – попросил он. – А завтра яверну.

– Валер, пусть лучше Саша заедет… – негромко предложилаАнна, отдавая ему камеру.

– Угу, я поговорю, – без особого энтузиазма пообещал Фил икивнул своей отрубленной голове: – Ну что, брателла, поехали?

Он осторожно, с таким расчетом, чтобы не погасла сигарета,снял голову со штыря и шагнул к машине. В этот момент откуда-то сверху егоокликнули:

– Валер, привет!

Фил обернулся – по лестнице спускался Андрей Кордон,продюсер фильма. На съемочной площадке он показывался крайне редко, поэтому Филнеподдельно удивился:

– Ба! Какие люди! – с издевкой в голосе протянул Филатов.

– Ань, сняли уже? – спросил Кордон подругу, пропускаяколкость заимодавца мимо ушей.

– Сняли, сняли! – небрежно ответила она продюсеру и сциничной ухмылочкой подмигнула Филу: – Давно уже сняли…

– Ну и как трюк?

– Нормально, – ответил Фил. – Иваныч мне башку с одногодубля снес! А ты что это вдруг на площадке?

– Да вот, хочу посмотреть, как мои деньги тратятся… – сважным видом огляделся Кордон.

Фильм наполовину финансировался Бригадой, и Фил не.преминулнапомнить об этом Кордону.

– Заметь, не только твои, да? – он поднял резиновую голову исунул ее под нос продюсеру. – У-у-у!

Кордон не ответил, только с невозмутимым видом прикурил отогонька сигареты, торчавшей из муляжа.

Точить лясы с Кордоном у Фила не было ни малейшего желания,да и к Оле надо было поторапливаться. Он обогнул неподвижную фигуру продюсера ипошел к своему «мерсу». Муляж головы он убрал в сумку, а камеру положил наполку перед задним стеклом. После этого принялся стягивать с себя доспехи.

К нему подбежал ассистент – помочь справиться с громоздкой итяжелой амуницией.

– Валер, ты обедать будешь? – спросил он, принимаясверкающую кольчугу.

– А что там?

– Рыба, как обычно… – скривился парень.

– Ладно, Миш, давай. Только скорее – мне ехать надо! – Филвзглянул на часы и усмехнулся, увидев, как осторожно ассистент складываеткольчугу. – Да что ты с ней возишься – не бойся, не помнется!

Если бы кто-нибудь из друзей застал Пчелу за этим занятием –насмешкам и издевкам не было бы числа.

Витя Пчелкин сидел на диване в старой двухкомнатной хрущобесвоих родителей и держал растянутый между выставленными ладонями моток пряжи, аего мать быстро и сноровисто сматывала шерсть в клубок. Судя по всему, этозанятие было для Пчелы довольно привычным – он следил за движениями матери иплавно покачивал руками, чтобы нитка шла легко и не застревала.

Это и в самом деле было так. Витя был поздним ребенком – онпоявился на свет, когда его родителям уже перевалило за сорок. К своему сынуони относились как к главному богатству в своей жизни. С раннего детствамальчик был окружен самой трепетной и нежной любовью. И такое же чувство –правда, тщательно скрываемое от чужих глаз – Витя испытывал к своим родителям.Он и сейчас старался не доставлять им огорчений, ни одна их просьба неоставалась невыполненной. Мать увлекалась вязанием и очень любила мотать шерстьс рук сына, и Пчела часто и не без удовольствия помогал ей в этом.

Он смотрел, как морщинистые, покрытые сеткой вен руки материсматывают шерсть в клубок и думал о своем.

Чеченские друзья Пчелы предложили Бригаде новое дело. Малотого, что оно сулило солидную прибыль, причем не только Бригаде, но и Пчелелично. В случае его реализации Витя рассчитывал встать во главе крупногопроекта, вырваться из-под надоевшей опеки Белова и зажить, наконец, своим умом.Но даст ли этому делу ход Саша? Сегодня должно произойти главное – будетпринято окончательное решение.

Рядом за столом сидел отец Пчелы. Перед ним была расстеленастарая немецкая карта Берлина. Карта давно дышала на ладан – протертая до дырна сгибах, местами прожженная и надорванная, она выглядела настоящим музейнымэкспонатом. Василий Викторович, низко склонившись над столом, самым тщательнымобразом перерисовывал фрагмент карты на вырванный из тетрадки в клеточкулисток.

– Бать, ты скоро? – поторопил его Пчела. – У меня временивпритык.

– Успеешь, – не отрываясь от своего занятия, пробурчал отец.– Мне семьдесят, и то не тороплюсь. Вот смотри.

Пчела, покачивая руками, вполоборота повернулся к отцу.

Василий Викторович показал ему свой рисунок и немецкуюкарту. Поочередно тыкая пальцем в обе бумажки, он объяснял сыну, где на нихчто.

– Это – Рейхстаг. А вот это, – вот, видишь? – та самаяулица, где меня осколком жахнуло. Вот она… Ну, теперь там все по-другому,конечно. Но ты, Витя, все равно разыщи эту улицу и положи там цветок. Краснуюгвоздику.

– Может, розу? – предложил Пчела.

– Ну зачем розу? – отец терпеливо улыбнулся ему, словнонеразумному малолетке. – Я же сказал – гвоздику. Только купи ее в Москве, дасмотри, импортную не бери, бери нашу, подмосковную… Сделаешь?

Пчела кивнул. Шерстяная нитка описала последний виток, и егоруки словно освободились от пут. Валентина Степановна опустила клубок вкартонную коробку и робко предложила:

– Витюш, может, еще моточек?

– Мам, времени нет, серьезно… – покачав головой, Пчелаприложил руку к груди и встал с дивана. – У меня ведь до самолета две встречиеще. Список лекарств где?