— Вайю… — лицо у дяди вытянулось. — Силу рода питает алтарь, я надеюсь, ты не говорила предкам этого?

— Нет! — я тряхнула головой. — Я ждала, когда в род примут Данда, чтобы сообщить им об этом!

Мне показалось, дядя выругался сквозь зубы.

— Никаких… ультиматумов. Мы будем действовать мягче…

— Они мне надоели…

— …дипломатичнее. Переговоры только с моего разрешения. Это понятно?

— У меня плохо с дипломатией, дядя, — наши глаза встретились. Взглядами мы мерились мгновение. — Ты не посчитал нужным включить этот курс в мое обучение. Так же, как не посчитал нужным учить, как поднять «полную защиту», как запитать алтарь при помощи жертв. Не счел нужным или не посчитал необходимым?

— Вайю.

— Может быть, поэтому предки не говорят с тобой? Глава, который допускает такие просчеты, глава, который не учит первого Наследника самому необходимому…

— Вайю! — голос дядя не повысил, но от силы кожа покрылась мурашками. — Если у тебя нет уважения к Старшим, я требую уважения, как Глава рода. На колени!

Достало.

Теперь руки по локоть полыхнули силой уже у меня.

Как же меня это достало.

Я закрыла глаза, пытаясь взять силу под контроль, но перед глазами вставали — разрушенное поместье — мой дом, сожженные деревни, скелет в темнице…

Это — твой просчет дядя. Это твой псаков просчет, что я осталась одна!

— Я хотела поговорить об этом дома, под защитой, у Алтаря, но… повинуюсь Главе, — я открыла глаза, встала напротив и выпрямилась, легко выдержав и взгляд, и силу.

«Мы на равных».

«Ты оставил меня одну. Ты бросил меня. Ты предал меня. Ты не учил меня. Ты не готовил меня к тому, через что мне пришлось пройти».

— Ты виновата в неуважении, на колени, — хрипло повторил дядя, и я почувствовала силу приказа, как дуновение ветра, который нежно обнял меня, заставляя гнуть вниз плечи.

«Ты — виноват! — хотелось мне бросить ему прямо в лицо. — Виноват больше, чем я!»

«Виноват, что проиграл. Виноват, что просчитался. Виноват, что обещал, но не смог защитить».

Сейчас напротив стояла не Вайю Блау, а темный целитель. Мастер девятого круга, мастерство которого было просто уже некому подтвердить.

Последняя Глава рода Блау.

«И в этом тоже виноват — ты. Что мы теперь — на равных. Это ты сделал меня такой».

— Ты виноват, больше, чем я! — бросила я ему в ответ тихо. «На колени!» И вернула обратно всю силу, которая гнула плечи и заставляла склонить голову. Всю — до капли, а дядины глаза расширились, когда родовая печать на его груди вспыхнула темным облаком.

Колени подрагивали, сила металась между нами туда-сюда, не в силах определиться и решить, не в силах выбрать, темное облако вспыхивало между нами, печать пульсировала, мы — мерились правом и — стояли. Оба.

«Ты виновата в неуважении, — обвинял дядин взгляд. — Оспариваешь мои приказы, виновата в непослушании».

«Ты виноват в том, что оставил меня одну. Виноват в том, что бросил нас».

Сколько мы стояли друг напротив друга? Мгновение, два, три? Мне казалось целую вечность за гранью я пытаюсь держать спину ровно, и выпрямлять колени, которые так и норовили подогнуться.

Стоять до конца. Стоять до смерти.

Ты — виноват, и вина твоя безмерна, дядя.

Ты — виноват. Потому что ты — умер!

Сила металась между нами вспуганной птицей, но так и не определилась — кто? Потому что не были виновны? Или потому что были равны?

Дядя отвел взгляд первым, поведя между нами рукой и разрывая поединок взглядов.

— Не стоит бросать вызов, Вайю… если ты не готова пойти до конца…

***

Вина мне налили — на два пальца, себе — на четыре, и потом ещё полбокала.

Молчание было тягостным. Не время и не место для этого разговора. Хотя… есть такие разговоры для которых всегда не место и не время.

Разговоры, которые хотелось бы отложить на следующую жизнь.

Я смотрела на золотой кругляш печати Главы на фоне черного камзола, и не могла отделаться от по-детски глупого желания провести эксперимент — исследование, если мы отдадим приказ одновременно, чье слово родовой артефакт сочтет приоритетнее?

Проверить, чтобы досадить. Проверить, чтобы сделать ему так же больно, как было мне. Потому что дядя до сих пор не верил мне. Не верил. Проверял, просчитывал, сравнивал. Отдавал приказы.

Гнев поднимался внутри жаркой волной.

Я ведь верила ему! Продолжала ему верить! Не смотря на то, что он уже проиграл один раз. Что не смог, не справился, не защитил Клан и семью. Продолжала верить в него, псаки всех побери!

Верила и верю. Даже после того, как умерла.

А он мне… на колени.

Обида внутри колючим комком подкатывала к горлу, перехватывая дыхание.

Я верила ему, потому что любила!

Любовь ворочалась внутри теплым комком, перемешиваясь со снисходительностью и … усталостью. Любовь смывала обиду, гасила гнев, согревала внутри так, что стало жарко. Так много, что…

Это не мои чувства.

— Эмпатия, — пискнула я задушено, встретившись взглядом с дядей, и виновато опустила глаза. Как будто подсмотрела что-то личное, вторглась туда, куда меня не звали, без спроса заглянула в замочную скважину. — Я не хотела…

Волна гнева вернулась, потом резко схлынула, на место гнева пришла обреченность, и — опустошение, и… дядя взял себя в руки.

В обивке кресла почти появилась дыра, которую я проковыряла бездумно, за пару мгновений молчания.

«Доверие» — всплыл в голове голос Луция.

Как раз и навсегда убедить его в том, что мне можно верить? Доверие нельзя купить, продать или взять силой… можно только принести в дар, и ждать — терпеливо, одарят ли в ответ.

Или вышвырнут. Если сочтут дар не слишком ценным.

— …есть то, что ты должен знать, дядя, — начала я совсем тихо.

— О. Ты сказала ещё не всё на сегодня, Вайю?

— И если… — я откашлялась, — если будут четыре чистые пирамидки, я покажу записи. Предки путают… — мысленно вознеся хвалу Великому, чтобы не покарали за явную ложь и святотатство, — …я не всегда знаю, что правда, а что нет… нужно проверять, — вкус успокоительного эликсира чуть горчил на губах.

Дядя демонстративно щелкнул кольцами — плетения времени серебром ярко вспыхнули между нами, отделяя друг от друга.

«Время» — это то, что нас разделяет, то, чего нам не хватает, и тот, кто сможет выиграть время в конечном счете выиграет партию.