– Время, – недовольно напомнил генерал, – сколько времени мыпотеряем. Судя по разговору, речь идет об операции, которая должна начаться вближайшие дни. Но, так или иначе, пошлите туда своего человека. Параллельнопроверяйте и Польшу. Нужно узнать, откуда такая сумма попала к покойномуКириллу Сергеевичу. – Потапову было неприятно называть своего бывшего коллегупокойным, и он всегда слегка запинался, прежде чем произнести это слово. Емувообще была неприятна вся эта история. Он взглянул на Корниенко.

– А ваше мнение, Олег Викторович? – к следователю Потаповобратился по имени-отчеству.

– Я думаю, уже не вызывает сомнения тот факт, что покойныйгенерал Лосякин записал на пленку свой разговор с неким наемным убийцей,которому он передавал деньги, – спокойно начал Корниенко, – судя по всему,генерал Лосякин оказался всего лишь передаточным звеном в некой цепиготовящегося преступления. Ему поручили передать деньги и договориться, что они сделал, записав при этом разговор на пленку. Я предполагаю получитьразрешение на обыск в квартире погибшего и на его даче. Возможно, мы найдем тами другие пленки.

Потапов нахмурился. Об этой возможности его предупреждалдиректор ФСБ. Но для того чтобы получить санкцию прокуратуры, придетсяобнародовать наличие пленки в управлении ФСБ, после чего невозможно будетизбежать шумной огласки и крупного скандала.

– Нет, – сказал Потапов, – мы не можем просить санкциюпрокуратуры. Тогда нам придется объяснить причины нашего обращения.

Корниенко взглянул на него. Я него не дрогнул ни одинмускул. Стадник убрал платок, избегая смотреть на Потапова. Только Машковнахмурился. Он понял, что имел в виду Потапов, произнося последнюю фразу.

– Оперативная необходимость диктует нам свои требования, –сказал Потапов, глядя на Корниенко, – попытайтесь обратиться к прокурору, необъясняя конкретных причин. Всегда можно сослаться на особый характерпроводимого нами расследования. В конце концов генерал Лосякин был заместителемдиректора ФСБ.

– Я прокурора, надзирающего за следствием в органах ФСБ,есть специальный допуск, – напомнил невозмутимый Корниенко.

– Я знаю, знаю, – отмахнулся Потапов, – в таком случаескажите, что мы нашли деньги и теперь ведем расследование по этому факту. Вконце концов шестьсот тысяч долларов в салоне автомобиля генерала контрразведкине могут не вызвать у нас некоторые вопросы. Или прокурор будет возражать?

– Я возьму санкцию на обыск, – согласился Корниенко, – нокак быть с родными погибшего? Что им сказать?

– Скажите, что мы ищем некоторые секретные документы,которые были у погибшего, – недовольным голосом ответил генерал. Ему былоособенно неприятно объяснять, что именно должен говорить Корниенко. Одно времясемья Лосякина и семья Потапова жили на соседних государственных дачах, иПотапов хорошо знал жену погибшего.

«Черт возьми, – подумал он с огорчением, – нужно будетсамому поехать вместе с Корниенко».

И хотя ехать ему не хотелось, тем не менее он понимал, что сего стороны будет бестактно просто отправить следователя с группой к семье, скоторой он был хорошо знаком и которая переживала столь большое горе.

– Олег Викторович, – сказал он, обращаясь к Корниенко, – ясам завтра поеду вместе с вами к родным Лосякина.

– Я понял, – кивнул Корниенко и тихо добавил: – Так будетправильно.

Потапов с трудом сдержал готовое вырваться ругательство.Стукнул указательным пальцем по столу:

– Я нас конкретная задача. Найти человека, которыйразговаривал с Кириллом Сергеевичем. Узнать, что конкретно ему поручили. Ответиз СВР еще не пришел?

– Мы запросили списки на всех бывших «ликвидаторов» старшепятидесяти лет, – пояснил Машков, – но пока ответа нет. Наверное, ответят впонедельник.

– Надеюсь, – буркнул Потапов. – Излишне вам напоминать, чтовсе сотрудники, которые кроме вас знают о магнитофонной пленке, должны бытьстрого предупреждены об абсолютно секретном характере нашей операции. ПолковникМашков, ваш сотрудник должен вылететь в Америку уже завтра. Запросите для негочерез МИД срочную визу в американском посольстве. В Польшу тоже надо послатьчеловека. И тот, и другой должны вылететь завтра же. Я поговорю с финансовымуправлением, договорюсь о выплате командировочных.

– Хорошо. – Машков поднялся, поняв, что разговор закончен.За ним поднялись остальные. Стадник, выйдя из кабинета, направился влабораторию, Машков пошел готовить сотрудников для поездки в США и Польшу, аКорниенко предстояло подготовить санкцию на обыск, которую должен былзавизировать прокурор.

Вернувшись в свою лабораторию, где его ждали сотрудники,Стадник снял пиджак, ослабил узел галстука.

– Начнем еще раз, – сказал он, – давайте отсеем посторонниешумы.

– Звонила ваша жена, – сказал кто-то из коллег.

Антон Федорович нахмурился. Как он мог забыть. Сегодня ониприглашены в гости. Даша просто убьет его. Он посмотрел на часы. Оставалосьоколо часа. Наверное, им придется опоздать.

– Приступим, – вздохнув, сказал Стадник, – давайте, ребята,по-быстрому.

Он оглядел расстроенных сотрудников. Конечно, всем хотелосьдомой. Но нужно было прогнать эту пленку еще раз.

– Работаем, – твердо сказал Антон Федорович, – начинайте,ребята.

После вчерашнего происшествия в Максатихе у Кулакова былоплохое настроение. Этот невесть откуда взявшийся майор милиции вывел его изсостояния обычного душевного равновесия. Труп Глухаря привезли в Тверь, где имуже занимались патологоанатомы. Кулаков отказался утром от обычной рыбалки.Жена, заметив, что у него плохое настроение, старалась ничем не выдавать своегоприсутствия.

Все утро он слонялся бесцельно по дому, вспоминая вчерашнееповедение майора, который не побоялся выйти к бандитам, подставив себя, рискуяполучить пулю в лоб. Это воспоминание приводило его в мрачное расположениедуха. Словно сам он проявил трусость и позволил своим подчиненным усомниться вего моральном авторитете.

С другой стороны, он был убежден, что поступил правильно,позволив пристрелить бандита на месте, без лишних разбирательств. Вина Глухарябыла очевидна, даже если не в организации убийства Юрия Аримова, то во всех егопоследующих действиях. И все-таки полковник не находил себе места послевчерашнего случая.

Особенно неприятно поразила его фраза майора милиции о том,что Кулакову нельзя работать в органах и что он является опасным человеком. Полковникзапомнил эти слова, они его крайне задели. Он всегда считал, что находится насвоем месте. Всегда работал, не щадя собственных сил. И после стольких летчестной службы вдруг услышать такое! Если бы это сказал кто-нибудь другой,Кулаков, возможно, и не обратил бы внимания на эти слова, посчитав их либодерзким выпадом со стороны зарвавшегося младшего по званию сотрудника милиции,либо обычной завистью менее удачливого коллеги. Но вчерашний майор не был похожни на карьериста, ни на завистника. И это было обиднее всего.