всю серьёзность обвинений? Если у вас нет доказательств, то…

– У меня есть доказательства! Есть!

– И вы сможете их представить?

Мира задирает подбородок, её губы вздрагивают и расползаются в безумной ухмылке.

– О да, – говорит она, безошибочно найдя меня взглядом. – Да, я готова доказать свои слова.

Глава 16

Я так сильно сжимаю кулаки, что немеют пальцы. Моя улыбка будто натянутая до предела тетива, мысли – кипящая паника. Я на волоске от бездны, в шаге от страшного конца. Если вылечу с отбора, Аштария погибнет!

Как Мира вообще смогла добраться до замка? Кто её пустил? Какие у неё доказательства?!

Весь зал шепчется, волнуется точно беспокойное море. Девушки вытягивают шеи, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Многие мужчины уже на ногах, кто-то хмурится, другие откровенно забавляются. Рыжеволосый брат Миры направляется к сестре с тёмным от гнева лицом, но стража преграждает ему путь. Джаред тоже на ногах, не сводит с Миры острого взгляда.

Та дёргается в руках охранников, кричит, сверкая безумными глазами:

– Позвольте, я покажу… позвольте! Отпустите и я…

– Мы не можем вас освободить, леди, – спокойно говорит Гилберт. Он уже успел пересечь зал и теперь склоняется над пьяной принцессой. – Вы что-то пили? Человеческое вино? Вы можете объяснить словами?

– Нет, я… я ошиблась. Вино… но это сейчас неважно! В моей сумочке… да, в сумочке, в правом внешнем кармане! Там доказательство вины этой гадины Николь. Скорее же посмотрите!

Гилберт оборачивается на Короля. Тот повелительно кивает.

– Хорошо, – соглашается Гилберт. – Давайте поглядим.

Я задерживаю дыхание, невольно шагаю к краю сцены. Что такое может быть в проклятой сумке?!

Под пристальным взглядом сотен глаз маг забирается в сумочку сумасшедшей Миры. Пару секунд шарит внутри, а затем достаёт наружу сжатый кулак.

Меня парализует ужасное предчувствие, а Гилберт, будто издеваясь, очень медленно, один за другим, веером раскрывает пальцы.

И я вижу…

Все видят…

На его ладони лежит светящееся семечко.

Мои лёгкие стягивает в узел, желудок резко сжимается до тошноты. По залу сквозняком несётся взволнованный шёпот: “Волшебное семя? Но подобное запрещено на отборе… Откуда? Кто его пронёс? Как?”

Я закусываю губу, меня трясёт как в лихорадке.

– Откуда у вас магическое семя, леди Мира? – спрашивает Гилберт.

– Я нашла его, когда следила за этой… – Мира дёргает в мою сторону подбородком, – этой наглой принцесской! Она вовсе не магией привлекла птицу, а обманом! Вас всех обманула! Всех!

Гилберт переводит взгляд на меня. За ним повторяет каждый, кто находится в зале. Я чувствую себя в окружении врагов, взгляды-рапиры впиваются в кожу, отравляют ядом кровь.

– Это правда, Николь? – почти ласково спрашивает Гилберт. Его взгляд полыхает алым огнём, я сгораю в нём, превращаясь в безжизненный пепел.

– Нет, – шепчут мои губы, и тут же на меня обрушивается лавина женских криков:

“Она врёт! Лгунья! Обманщица! Захотела нас всех дураками сделать?! Да посмотрите на неё! Побелела от страха! Испугалась, что на чистую воду выведут! Я так и знала, что не могла она сама справиться, а теперь всё ясно! Думала, самая умная?!”

– Тишина! – ударив кулаком об ограду балкона, приказывает Король. Гомон тут же стихает. Мне страшно поднять глаза. Страшно увидеть гнев и ненависть на родном лице.

“Что мне делать? Как быть?!” – стучатся о череп мысли. Ответов нет, одно лишь отчаяние. Виктория стоит рядом и, судя по её лицу, не знает, чем помочь.

– Гилберт, – зычно говорит отец, – ты сможешь проверить данное обвинение?

– Если вы разрешите, мой Король.

– Я не разрешаю, я приказываю!

Гилберт низко кланяется, а выпрямившись, вскидывает руку, щёлкает пальцами, обдавая окружающих волной магии.

Моя птица ивари взлетает с арки и в три взмаха оказывается над магом. Приземляется на его протянутую ладонь.

Гилберт начинает что-то шептать, и с каждым его словом будто удавка затягивается на моей шее. Ивари жалобно вскрикивает, пробует рвануться, улететь, но маг перехватывает птицу за лапки и шепчет-шепчет-шепчет.

Алмазная ивари теряет плотность, становится прозрачнее с каждой секундой. Внутри живота птицы явственно проступает тёмное светящееся пятнышко – магическое семечко, которое она съела с моей руки.

Удавка затянулась.

Мне нечем дышать.

Это конец.

Глаза щиплет от предательских слёз.

Я всё-таки поднимаю взгляд и сквозь размытую пелену читаю презрение на лице Катрин, насмешку на губах Лисии, ужас во взгляде Нанетт. И горький стыд в глазах родного отца.

– Правила отбора нарушены, – говорит Гилберт.

Я чувствую себя рыбой, выброшенной на сухой песок – беспомощной и обречённой. Как оправдаться? Что сказать? Нет… теперь уже поздно.

Моя спина, прежде всегда прямая, горбится. Гордо вскинутый подбородок, опускается к груди. Мой внутренний кролик съёживается комок, испуганно прижимает уши к голове, а лапы к животу, стараясь спрятаться от ядовитых взглядов.

– Факт обмана установлен и доказан, – неспешно говорит Гилберт. Каждое его слово будто удар под дых. – Леди Николь Розен, вы нарушили правила отбора, использовали для привлечения ивари магическое семя. Вы признаёте вину?

– Нет, – шепчу. Но разве моё слово хоть что-то значит?

– Нарушение уже доказано, – в голосе Гилберта скрытая издёвка, во взгляде плещется торжество. – Как наблюдатель отбора я вынужден принять справедливые меры. С этого момента Николь Розен исключается из…

– Я не согласен, – раздаётся из зала.

Я вздрагиваю и поворачиваюсь на звук голоса.

Это Джаред.

Сердце сбивается с ритма. Не знаю, что принц собирается сделать и получится ли у него изменить решение, но уже за то, что Джаред вмешался, я готова его расцеловать!

Принц Руанда стоит, уперевшись бедром в подлокотник дивана. Поза расслабленная, на красивом лице непомерная скука, но я чувствую – это маска, за которой притаился оскаленный хищник.

– Чем же вас, сэр Джаред, не устраивает моё справедливое решение? – почти вежливо спрашивает Гилберт. Обстановка вынуждает его следить за тоном, но воздух трещит от напряжения.

– Вы бы проверили в словаре, что значит “справедливость”, – холодно щурится принц. – Мы выслушали только одну из сторон, а вот леди Николь не позволили и слова вставить в свою защиту. В добавок, отбор устроен для мужчин. Так разве не нам решать, какая девушка покинет отбор, а какая нет? Или мы тут в качестве декораций?

– Существуют правила, – едва не скрипит зубами Гилберт.

– И среди них есть правило о запрещённых напитках, но всё же я вижу, что эта кандидатка, – он показывает на Миру, – явно где-то налакалась.

– Это не имеет отношения к делу!

– Может быть. Но невольно закрадываются сомнения в способностях Аштарии организовать столь сложное мероприятие как Отбор. Я уже не уверен, стоит ли мне здесь оставаться.

Я мысленно ахаю.