более вынослива, чем большинство лошадей, которые встречались в Джебеле. Постоянной проблемой оставалась необходимость искать ячмень, чтобы поддерживать лошадей в хорошей форме. И я не раз подумывал вообще отказаться от них в пользу верблюдов – они хоть и медлительнее, зато сами находят себе пропитание. Оплачивали мы все наши приобретения универсальной валютой Джебеля – чаем.

Полностью обустроившись, я задался вопросом, каким образом сеять «панику и уныние» – именно этого от меня ожидали в 8-й армии. Я пребывал в уверенности, что мой отряд слишком незначителен, чтобы нанести противнику существенный материальный ущерб, так что к поставленной задаче относился с долей юмора. Однако припугнуть врага и что-нибудь взорвать – в любом случае звучит забавно. К тому же это поможет развеять скуку от монотонной рутины разведки.

Шевалье и Шортен рвались поучаствовать в любой заварушке, более рассудительный Чепмэн сдерживал наш мальчишеский энтузиазм и заявил о намерении продолжать заниматься обычным делом, пока мы будем развлекаться.

Сразу после приезда я отправил всем своим арабским помощникам просьбу найти мне большой и по возможности неохраняемый топливный склад. Эту же инструкцию получал каждый информатор, приходивший к нам в лагерь поделиться важными новостями. Даже своих бойцов, кого смог отпустить, я отправил на поиски в разные части Джебеля. Чтобы никто не переживал о возможном возмездии, я уверил всех, что склады будут бомбить с воздуха. Уладив все административные вопросы, я встретился со своим духовным советником Абдул Джалилем ибн Тайибом и детально разъяснил ему, насколько неотложна эта задача. Подумав, он сказал, что знает человека, который мне поможет, и пообещал, что пришлет его, как только разыщет на просторах пустыни.

Через два дня в нашу штаб-квартиру явился невысокий, худой и довольно оборванный араб. Скромно поздоровавшись, он низким голосом и в довольно неторопливой манере сообщил, что его зовут Мухаммед аль-Обейди, прислал его шейх Абдул Джалиль ибн Тайиб и он знает итальянский топливный склад в окрестностях городка Аль-Кубба, которую итальянцы называют Джованни-Берта: его шатер стоит там неподалеку, и он хорошо знаком с местностью. Закончив, араб замолчал в ожидании ответа.

Мухаммед аль-Обейди выглядел довольно задумчивым, словно сосредоточенным на какой-то очень сложной мысли. Этот серьезный немногословный мужчина с угрюмым лицом, даже когда чему-то искренне радовался, позволял себе лишь тень улыбки. Старый солдат, он всю жизнь провел, сражаясь с итальянцами, и познал достоинства как долгого выжидания, так и молниеносного удара. Он понравился мне с первого взгляда.

Наш разговор шел так:

– Ты знаешь, где склад?

– Да.

– Ты сам его видел?

– Я был там.

– Откуда ты знаешь, что там топливо?

– Я видел черные бочки.

– Сколько там бочек?

– Я не знаю.

– Тысяча будет?

– Больше, – прикинул он в уме.

– Две тысячи?

– Не знаю.

– Когда заложили этот склад?

– Зимой, когда итальянцы вернулись после британского отступления.

– С тех пор им пользовались?

– Нет.

– Где находится склад?

– На окраине Аль-Куббы, с востока. К югу от дороги.

– Далеко от домов?

– Не знаю. Близко.

– Со склада можно разглядеть дома?

– Форт видно.

– Там есть охрана?

– Нет, есть проволочная ограда.

– А какие-то войска есть по соседству?

– К северу от дороги есть палаточный лагерь. В деревне – мастерские, в которых итальянцы ремонтируют свои грузовики, и склад, где они получают свои пайки. Ночью туда заезжают грузовики и останавливаются в гараже.

(В то время Аль-Кубба была промежуточным постом на главной линии немецких коммуникаций.)

– Склад видно с воздуха?

– Я не знаю.

– Бочки чем-то укрыты?

– Нет. Но там есть деревья и всё поросло чертополохом.

– Ты сможешь проводить меня до склада?

– Мы можем пролезть внутрь, под проволокой. Это несложно.

– Даже в моей форме?

– Даже в форме.

Мухаммед аль-Обейди нравился мне все больше. Он говорил четко и по делу. Я был уверен, что он не преувеличивает. Если там действительно находится больше тысячи двухсотлитровых бочек горючего и я сумею их взорвать в нужный момент, очевидно, у нас получится обеспечить врагу немного «паники и уныния».

Я сообщил Чепмэну, что следующим же утром отправлюсь в Аль-Куббу с Шевалье и одним из моих арабов, а также попросил его собрать и держать в состоянии готовности группу подрывников из трех арабов под командованием Шортена. Тот пока находился на складе в вади Герна, но должен был вернуться через два дня.

Этой же ночью я получил радиограмму. Она гласила: «СЕЙТЕ ПАНИКУ И УНЫНИЕ». Время пришло. Наверное, 8-я армия готовит наступление, подумал я. По-моему, это было 18 мая 1942 года. А 19‐го к вечеру мы с Шевалье, Мухаммедом аль-Обейди и одним из моих арабов покинули Ар-Ртайм. Мы рассчитывали пересечь Мартубский обход в два часа ночи и достичь Сиди-ибн-Хальфайи до рассвета. Когда мы прибыли туда, Мухаммед аль-Обейди подвел нас к огромной пересохшей цистерне, вытесанной древними римлянами прямо на горном уступе. Лошадей мы отправили пастись, а сами устроились выпить чаю и отдохнуть в этой «трехкомнатной» цистерне, которая на ближайшую неделю станет нам домом.

На рассвете я осторожно подобрался к западному краю нашего уступа. В нескольких метрах от входа в нашу цистерну скала отвесно обрывалась почти на сто метров вниз, к вади. Слева почти в километре от меня на противоположном берегу виднелся итальянский склад боеприпасов, где загружались грузовики, а еще левее – участок Мартубского обхода, на котором уже поднимали пыль ежедневные автоколонны. Справа открывалась широкая панорама, а на горизонте в десяти километрах отсюда среди холмов за Аль-Куббой высился претенциозный монумент, установленный итальянцами. В течение дня мы с Шевалье сменялись: один спал, а другой в бинокль наблюдал за складом боеприпасов.

Он показался мне неплохой альтернативой на случай, если с топливным хранилищем у Аль-Куббы что-то не сложится, и я попросил Шевалье провести разведку, подобравшись поближе под покровом ночи вместе с нашим ливийским солдатом. Сам я с Мухаммедом аль-Обейди собирался отправиться к Аль-Куббе.

Мы выехали сразу после заката – и, как оказалось, поторопились. Нас очень раздражал повсеместный собачий лай, а те арабские шатры, где еще не улеглись, приходилось обходить стороной. Не стоило попадаться кому-либо на глаза так близко к важному объекту противника. Однако остаться незамеченными не удалось, поэтому, когда прямо на нас выехал всадник, нашим единственным выходом было остановиться и поприветствовать его, поскольку любая другая реакция вызвала бы подозрение. Мухаммед аль-Обейди, изменив своей привычной молчаливости, завязал беседу с этим арабом, возвращавшимся из Аль-Куббы к своему шатру. Я же, пробормотав что-то невнятное, предпочел скрыться в темноте. До меня донеслось, как Мухаммед аль-Обейди объяснял мое неприветливое поведение тем, что я, богатый купец из оазиса Джалу, направляюсь в Дерну, а сейчас