и во всех анкетах указывал, что поступил в школу только в 1951 году. Если какой-нибудь человек, незнакомый с настоящим положением дел, начнет выстраивать хронологию событий по одним анкетам или устным свидетельствам Гуанфу, вся история Мацяо сдвинется для него на три года вперед. Поэтому такое определение тоже весьма ненадежно.

5. Когда Ма Вэньцзе присягнул Гоминьдану.

История о присяге Ма Вэньцзе стала известна далеко за пределами Мацяо, не было человека, который бы о ней не слышал, потому и мацяосцы использовали такое обозначение чаще всего – его понимали даже неместные.

Остановимся на этой истории подробнее.

Год был тяжелый. В двенадцатую луну люди целыми деревнями плели циновки, чтобы в уездном городе было во что заворачивать трупы. Говорили, банда из Пинцзяна присягнула Ослу Пэну, командиру хунаньской армии, в распоряжении которого было десять тысяч человек и три пушки, и теперь Осел Пэн собирается дать смертельный бой Ма Вэньцзе и всем остальным бандам по берегам реки Ло. Ма Вэньцзе готовился к смерти, раздал свое добро, заказал гроб. Осла Пэна он просил об одном: не вести боев в городе, а спуститься к озеру Байнитан ниже по течению реки Ло, чтобы сохранить жизни мирных людей. Осел Пэн и не думал соглашаться – вестовых Меченого Ма казнил, а головы вывесил на мосту у восточных ворот поселка Байшачжэнь. Деревенские из окрестностей Байшачжэня больше по мосту не ходили, а если нужно было попасть в поселок, перебирались через реку вброд.

Когда до уездного города дошла весть о предстоящем бое, людей оттуда как ветром сдуло. Но время шло, а пушечных залпов было не слышно, и армия Осла Пэна не двигалась с места, зато Ма Вэньцзе выпустил заявление – битвы не будет. И подписался по-новому: начальник уезда, командир четырнадцатой временной дивизии НРА. А когда его банда пришла в Чанлэ поужинать собачатиной, народ увидел, что все они одеты в гоминьдановскую форму, и у некоторых за спиной сверкают заморские винтовки.

Решение Ма Вэньцзе присягнуть Гоминьдану в тот самый год, когда Гоминьдан терпел тяжелейшее поражение, из наших дней видится верхом глупости. Поэтому Гуанфу не уставал повторять, что на самом деле его отец хотел просить покровительства у коммунистов, а Гоминьдану присягнул по нелепой случайности. Ма Вэньцзе несколько лет отслужил в армии, повидал мир за пределами своей деревни и о коммунистах тоже был немного наслышан: знал, что они расправляются с богачами, помогают бедным и здорово воюют, поэтому дурных чувств к ним не питал. И когда хунаньская армия объявила банде войну, Меченый Ма отправил своего названого брата Младшого Вана договариваться с коммунистами о союзе. Сестра Младшого Вана была замужем за плотником из Люяна, у которого имелись нужные связи. Но надо же было такому случиться: по дороге в Люян на спине Младшого Вана выскочил здоровенный чирей, и ему пришлось два дня пролежать с компрессами на постоялом дворе. Когда он добрался до Люяна, оказалось, что зять только что уехал в Цзянси.

– Два дня, всего два дня. Если бы не этот чирей, Младшой Ван получил бы линцзянь[73] от коммунистов и тёком доставил его отцу, – хлебнув вина, таращился на меня Гуанфу. – И мой отец тоже был бы коммунистом!

Разумеется, у Гуанфу были причины сокрушаться. Какие-то два дня изменили судьбу Ма Вэньцзе и сотни преданных ему людей, изменили они и судьбу Гуанфу. Младшой Ван не смог связаться с коммунистами и отправился в Юэян, где хозяин местной театральной труппы познакомил его с адъютантом гоминьдановского генерала, возглавлявшего группировку В. Генерал принял присягу Ма Вэньцзе и назначил его командиром временной дивизии.

Это случилось в конце сорок восьмого года, когда гоминьдановский режим терпел сокрушительное поражение, но деревенские среди холодной глухой зимы еще ничего об этом не знали. Я полагаю, гоминьдановский генерал прекрасно видел, к чему идет дело, и раздавал оружие всем бандитам и местным царькам, просто чтобы добавить хлопот наступающей на юг армии коммунистов. Есть и другая версия: опубликованные впоследствии исторические материалы доказывают, что хунаньская армия подчинялась группировке Н, которая находилась в постоянном противоборстве с группировкой В. Поэтому, чтобы расширить свое влияние, группировка В вооружала банды, орудовавшие на территориях, подконтрольных группировке Н. Как бы там ни было, деревенщина Ма Вэньцзе, не ожидавший столь щедрой поддержки, радостно принял от гоминьдановского генерала приказ о назначении, восемьдесят винтовок и временный мир по берегам реки Ло. Меченый Ма не имел понятия о борьбе группировок внутри Гоминьдана, не знал он и настоящих мотивов генерала, которому присягал (и мы тоже не знаем их наверняка), а только верил, что генерал в форме – настоящий государев человек, что его войско – государево войско, и не видел иного выхода, кроме как принять присягу.

Он сидел со своими людьми в кабачке, празднуя победу и не подозревая, какие недра преисподней готовит ему эта присяга.

Сорок восьмой год протек по песчаным отмелям обмелевшей реки Ло, бесшумно унося великие исторические перемены дальше на юг. Но сорок восьмой год Меченого Ма и его соратников, сорок восьмой год, каким его запомнили в хунаньской глуши, разительно отличался от сорок восьмого года, датировавшего документы в папках гоминьдановских генералов. Точно так же и сорок восьмой год, каким его запомнили красноармейцы из уездного батальона, спустя несколько лет накрывшие пулеметным огнем полсотни «мятежников», преданных Ма Вэньцзе, год сокрушительной победы революции, разительно отличался от сорок восьмого года Меченого Ма и его соратников.

Это называется рассогласованием времени.

△ Чёрное учéние

△ 打醮

Все банды по берегам реки Ло жили по своим законам. Наибольшим авторитетом среди главарей пользовался Меченый Ма, и причиной тому было не только превосходство его армии, но и чудесные умения, которые он в себе выпестовал. Меченый Ма был последователем черного учения[74], каждый день он и его соратники воскуривали благовония у алтаря бодхисаттвы Гуанинь[75], рассаживались на круглых циновках из рогоза и принимались дружно что-то бормотать. Говорили, если долго сидеть так, скрестив ноги, сердце становится тихим, ум – ясным, познания – глубокими, а воинское искусство – совершенным. Раньше Меченый Ма больше десяти лет мучился мокрым кашлем, а черное учение избавило его от этого недуга. И где бы ни оказались люди Меченого Ма, их всегда узнавали по бравой походке и прямой осанке, они могли двое суток обходиться без еды и воды, при этом бегать быстрее ветра и драться храбрее тигра. А некоторые очевидцы и вовсе рассказывали, будто самые острые мечи не оставляют на воинстве Меченого Ма ни царапины, а пули не могут пробить их знамена – надо ли говорить, что такая