Она вошла в дом, когда Влад был уже одет.

— Уходишь?

— Да, — выдавил он, вбивая в нее колкий, блестящий взгляд.

— Останься, — попросила она.

— Зачем? — Вед приблизился к ней вплотную, и она ощутила его нервную дрожь. — Ты, правда, была с ним?

Дея не стала юлить.

— Поражена, что тебя это удивляет.

— Удивляет? — проскрипел он. — Да меня это бесит! Нет, даже не так — убивает!

— Напрасно, он же не слопал меня как кусок пирога.

— Еще скажи, мне немного оставил!

— Не кричи, — проговорила она спокойно и отошла к камину. — Чего ты ждал, Влад? Думал, после того как охладеешь, я начну обивать пороги твоего дома? Ты организовал всю эту историю с географией, и думал, что после признания, я буду продолжать на шее твоей висеть?

Влад застыл не дыша, прикрыл глаза, и Дея буквально кожей ощутила исходящую от него угрозу.

— Если ты думаешь, что его первенство остановит меня, то ты так и не поняла, с кем имеешь дело, — медленно проговорил Влад. В голосе его в тот момент было что-то от ломаного стекла, звякающее, обоюдоострое, опасное. — Может он и был у тебя первым, но последним стану я, — проговорил он, медленно наступая и сбрасывая с себя плащ, развязывая шнуровку на рубашке, будто она могла стеснить порыв его ненависти и страсти.

Дея попятилась, уперевшись в камин, а когда он приблизился и вжал ее в холодный гранит, простонала:

— Ты делаешь мне больно.

— Как и ты когда-то, моя красавица. Не строй из себя невинность, я видел твой истинный облик — Госпожа с голубой кровью.

Дея попыталась оттолкнуть его, но Вед держал ее слишком крепко. Она даже ощутила знакомое покалывание и замерла, боясь, что он может выйти из себя.

Облик Влада сейчас казался ей несовместимым со всем живым и реальным. Густым мраком вылеплялось пространство вокруг него, распространяясь и занимая всю анатомию ее жилища. Черный блеск глаз въедался в сознание, а алая полоска губ медленно размыкалась, превращаясь в воображении Деи, в зияющие врата алчущей жертв бездны.

Маршруты ее мыслей напутывали хаотичную паутину. Дея теряла ориентацию в собственном мире пространственных восприятий и когда она была уже готова рассыпаться на молекулы непонимания, он просипел ей в самое ухо:

— Я мог бы и заставить.

Его живой голос, возникший, как ориентир, вытолкнул ее из обморочного оцепенения. Отзвук его слов зазвенел в ушах, стремительными линиями пересекал все ее существо, приводя в движение каждую клеточку.

— Но не делаешь этого, — проговорила она, наконец, чужим голосом. — Ты не хочешь послушную куклу. Тебе нужно мое неподдельное желание. Даже самые независимые и самодостаточные нуждаются в любви. Ты хочешь, чтобы тебя любили, чтобы я тебя любила, поэтому ты не заставишь меня.

Влад отпустил ее, отходя на несколько шагов назад.

— Да хочу, — признался он после длительной паузы. — И получу, как уже обещал.

Его холодная и непоколебимая решимость, напугала Дею, и Влад прочел это в ее глазах.

— Боишься? — спросил он, удивившись.

— Да?

— Чего же?

— Того, что ты сделаешь нечто такое, что мы не сможем исправить, — прошептала она.

— Почему же ты не боишься своих поступков? Ведь некоторые из них тоже нельзя исправить!

— Мою невинность, например? — прошелестела она, отводя глаза.

— Да, прах тебя возьми! Этот опыт останется с тобой на всю жизнь, и изменить уже ничего нельзя. Первый раз, может быть лишь однажды. И он был с ним, а не со мной! — Влад отошел от нее и упал в ближайшее кресло. — За, что ты наказываешь меня, я еще могу понять, но за что ты так с Яном? За любовь и бескорыстную преданность? Хотя, это не ново, за любовь люди расплачиваются не реже чем за предательство.

— Почему ты считаешь, что я его наказала?

— Потому что ты все равно выберешь меня. Но самое ужасное, что я не смогу забыть о том, что не в моих, а в его объятиях ты стала женщиной.

Пауза нависла над ними гирей, готовой сорваться и размозжить непрочную, трепыхающуюся в нервных конвульсиях, но все же остающуюся связь.

— Если ты считаешь, что именно это делает девушку женщиной, — заговорила Дея не терпящая, удушливого молчания, — то я глубоко разочарована. Вы мужчины, придаете близости слишком большое значение. Для женщины, важнее быть единственной в сердце. Для вас же, единственным в постели.

— Только не говори, что думала обо мне, когда была с ним, потому что это еще противнее.

— С чего ты взял?

— Да с того, что я не верю тебе и знаю, кого ты любишь на самом деле!

— Откуда такая уверенность в моей любви, заглядывал в будущее?

— Нет, вспоминал прошлое!

— М-м-м-м, и не веришь, что мой интерес к тебе выветрился, — говорила она, накручивая на палец свой золотистый локон.

— Называй вещи своими именами.

— А я и называю.

— Дея, ты оплакивала меня еще несколько часов назад. Ты поцеловала меня, — прошептал он, снова подходя к ней.

— Я и его целовала, — проронила она, пряча глаза.

Тянущаяся к ней рука Влада, брезгливо одернулась, и он отстранился, поворачиваясь к ней равнодушной, ничего не выражающей спиной.

— И почему же ты это делала? Тебе не терпелось познать все грани отношений между мужчиной и женщиной? Так не терпелось, что ты выбрала в качестве подопытного кролика своего нареченного братишку? Так ты, кажется, его когда-то называла?

Говорить с его спиной было невыносимо. Дея пыталась уловить хоть малейшее шевеление острых лопаток или слабый поворот головы. Но он сокрылся от нее под этой непроницаемой оборотной стороной.

— Мы всегда все делали вместе, — оправдывалась она. — И потом, ты сам разбудил во мне эти желания.

— Но выбрала то ты не меня, а его! — прокричал он, наконец, разворачиваясь к ней всем торсом.

Дея увидела, как болезненно искрятся расширенные глаза, как неровно ходит грудь, колыхая черный шелк рубашки, как сжимаются губы, пытаясь, врасти одна в другую.

— Ты не можешь понять причин, по которым я сделала это, потому что думаешь, что я выбирала. Но я не выбирала, я просто … — она кусала нижнюю губу, не находя подходящих слов чтобы описать то, что происходило между ней и Яном. — Я просто подчинилась, — наконец, проговорила она тихо.

— Он что же силой тебя взял?!

— Нет.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! Дея, ты ведь не рабыня чтобы быть у кого-то в подчинении, — он сжал ее плечи, всматриваясь в глаза. — Я не смел прикоснуться к тебе, ждал, пока ты расцветешь, а эта грубая скотина облапал мой нежный цветок своими ручищами…