металлургии, энергетике, нефтехимии и других отраслях, но и выступили с инициативой всестороннего сближения и – в перспективе – слияния НРБ с СССР. Вопрос этот специально рассматривался на пленуме ЦК БКП в декабре 1963 г.[334]

Запланированные непосильные масштабы промышленного развития, «грандомания» (строительство металлургического комбината «Кремиковци», энергетического комплекса «Марица – Изток», нефтехимических комбинатов в Бургасе и Плевене, комбината по производству цветных металлов и азотнотукового завода в Стара Загоре и пр.), увлечение нереальными показателями привели к перенапряжению в экономике, следствием которого явилось снижение жизненного уровня населения и рост цен на основные продукты питания и значительную часть товаров широкого потребления. В связи с неурожаем зерновых культур в 1963 г. была введена карточная система на хлеб. На фоне несомненных издержек проводимого амбициозного курса было принято решение о начале эксперимента по введению «новой системы руководства и планирования народного хозяйства». Очевидным импульсом стал и на сей раз советский пример: после появления в сентябре 1962 г. в «Правде» статьи харьковского профессора Е. Г. Либермана «План. Прибыль. Премия», в которой предлагалось пересмотреть механизм хозрасчета, вернуться фактически к капиталистическому (разумеется, этих слов в статье не было) принципу, оставляя предприятию прибыль, в СССР развернулась экономическая дискуссия[335]. Стимулом для нее явились поиски выхода из тяжелой экономической ситуации в стране, возникшей в результате череды проводившихся с конца 1950-г гг. хрущёвских «реформ» и сопровождавшейся расстройством управления народным хозяйством и снижением темпов экономического роста[336].

За ходом экономической дискуссии в СССР и некоторых экспериментов в народном хозяйстве (на швейных фабриках в Москве и Горьком и на шахтах Западного угольного бассейна на Украине) внимательно следили в странах «социалистического лагеря».

В Болгарии основной тон в экономическом эксперименте задавал сам Живков. К этому его подталкивал не только советский, но и чехословацкий опыт, в частности, разработки чехословацкого экономиста Оты Шика[337], к которым болгарский руководитель проявлял немалый интерес. Политический советник Живкова Костадин Чакыров вспоминал позднее, что от своего шефа он не раз слышал высокие оценки экономической программы и экспериментов в управлении народным хозяйством в Чехословакии, подготовленных Шиком. Единственным, что вызывало несогласие Живкова, был «преждевременный отказ от руководящей роли партии»[338].

В 1966 г. XIII съезд КПЧ утвердил «Принципы ускоренного внедрения новой системы руководства производством», зафиксировавшие курс на его либерализацию (право предприятий самостоятельно устанавливать цены на свою продукцию, введение полного хозрасчета, стабильные отчисления в государственный бюджет – в размере 18 % от валового дохода). Впоследствии Шик подчеркивал: «Основополагающие цели обновления рынка были известны. Основная работа нашего коллектива была направлена на определение нового способа планирования народного хозяйства, которое мы все считали необходимым, поскольку не хотели, чтобы введение рыночного механизма сопровождалось возникновением негативных процессов, присущих капиталистической системе хозяйства». При подобном подходе к реформированию новая чехословацкая хозяйственная система должна была, с одной стороны, включить некоторые югославские черты (самостоятельность предприятий в решении вопроса о разделении дохода на зарплату и инвестиции), а с другой – сделать установление ориентировочных планов производства независимым от административной системы, дополнив их практикой государственного заказа на некоторые виды продукции. И именно на XIII съезде Шик поставил вопрос о «политической демократии в обществе», вызвав шквал аплодисментов в зале. Как отмечено исследователями, на сидевшего в президиуме Брежнева реакция делегатов произвела самое сильное впечатление[339] и, по всей вероятности, не могла не насторожить.

В Болгарии с весны 1963 г. содержание национальной хозяйственной реформы неоднократно обсуждалось на заседаниях ЦК БКП[340]. Реформа задумывалась и как тактика, и как стратегия. Постепенно определялись приоритетные «узлы» нового экономического механизма: ограничение административных методов руководства народным хозяйством, укрепление экономических рычагов, создание государственных хозяйственных объединений, обеспечение их финансовой независимости, сокращение числа спущенных из центра плановых показателей и пр.

Вскоре дело перешло в практическую плоскость: при Совете министров НРБ была создана специальная комиссия по внедрению новой системы, болгарские специалисты постоянно выезжали в Великобританию, Францию, Бельгию, ФРГ для изучения организации и функционирования трестов[341]. В Москве подобная инициатива была воспринята спокойно, поскольку и здесь болгары следовали советскому опыту. Во время Всемирной выставки Экспо 58 в Брюсселе по предложению Хрущёва туда направлялись большие группы специалистов различного профиля, в том числе и практиков – организаторов производства. Цель «брюссельского семинара», как тогда называли эти поездки в руководящих структурах, была ясна – ознакомление с современными технологиями с целью их последующего применения в Советском Союзе[342].

Вместе с тем советское руководство с критическим вниманием отнеслось к реформаторским усилиям Софии. Причиной явились опасения Хрущёва, что болгары вступят на путь «югославских ревизионистов»[343]. Известные основания для этого имелись: в Софии, действительно, не обходили своим вниманием югославский опыт, сконцентрировавшийся позднее в «общественно-экономической реформе 1965 года».

Похоже, что в тот момент в Москве не связали болгарские реформаторские тенденции с чехословацкими. А для самих болгар преобразования в Чехословакии стали своеобразной точкой отсчета. Показательно, что эйфория, охватившая сторонников реформы в Болгарии, проявилась в ее оценке как «более продвинутой», нежели чехословацкая[344]. Однако западные эксперты посчитали ее явно завышенной. Сравнивая реформы в Болгарии, СССР и других странах «социалистического лагеря», они отдавали безусловный приоритет венграм, чехам и даже полякам, хотя уже к концу 1950-х гг. начатые правительством Гомулки после событий 1956 г. реформы в экономике (роспуск кооперативов, допущение ограниченной частной инициативы, участие рабочих в управлении предприятиями и пр.) были в результате сопротивления партаппарата значительно снивелированы. Болгарская реформа характеризовалась, по сравнению с указанными странами «социалистического лагеря», как более ограниченная, но вместе с тем как более развернутая, нежели в советской практике[345]. Реагируя на начавшийся в июле 1966 г. по постановлению болгарского правительства переход к разработке нормативных актов по непосредственному руководству отдельными звеньями экономики, немецкий католический еженедельник «Deutsche Tagespost» положительно оценил «более гибкое [нежели прежде] руководство экономикой». Но одновременно критически отозвался о приверженности болгарских реформаторов тотальному планированию и нежелании ограничить монополию партии в политике и экономике[346]. Сам Живков подчеркивал, что не видит принципиальной разницы между болгарским и чехословацким вариантами реформы и что в Польше, Венгрии и ГДР проявляют интерес к начинаниям болгар[347]. Несмотря на возникшее в руководящих структурах противостояние «рыночников» и «централистов», к началу 1967 г. при поддержке Живкова новая система охватывала уже? промышленных предприятий страны.

В Чехословакии тем временем политическая обстановка постепенно осложнялась. Интересно посмотреть на нее глазами болгарских наблюдателей. По указанию Министерства иностранных дел Болгарии и ЦК БКП болгарские дипломаты внимательно отслеживали происходившие в стране перемены. Начиная с декабря 1967 г. шифртелеграммы посла в Праге Стайко Неделчева адресовались непосредственно Живкову.