Абба попросил Майка показать ему Библию, и Майк протянул ему книгу, указав на этот стих. Впрочем, толку от этого было немного: Абба не знал греческого. Однако он долго смотрел то на греческий текст, то на английский текст своей «Библии короля Якова», словно их сравнивал.

Гэри дал ему немного времени и заговорил снова:

– Не думаю, что рану копьем, нанесенную Иисусу, человек мог бы пережить. Ведь для того ему и пронзили грудь копьем, чтобы убедиться, что он мертв. Оно должно было пройти сквозь сердце Иисуса и убить его мгновенно.

– Но Библия не говорит, что копье вошло в сердце, – настаивал Абба, – только что оно пронзило бок. Кроме того, он провел на кресте всего несколько часов, так что легко мог выжить.

– Я бы не был так в этом уверен. Казнь через распятие описана очень подробно, и могу вас заверить: выжить после нее было очень, очень сложно. Насколько нам известно, полного римского распятия не пережил ни один казненный в истории[45]. Римляне, создавшие эту казнь, постарались сделать ее максимально унизительной и мучительной, и вела она к смерти. Вы знакомы с бичеванием и тем, что было после распятия?

Абба покачал головой.

– Для бичевания использовался так называемый флагрум – кнут, который клочьями сдирал с тела кожу и заставлял кровь литься ручьем. Нескольких ударов хватало, чтобы кожа начала полосами сходить с тела. Обнажались мышцы, а новые удары превращали их в кровавое месиво, раскрывая артерии и вены. Случалось, флагрум обвивался вокруг тела, вспарывал брюшину, и у человека вываливались внутренности. Видимо, многие погибали уже во время бичевания[46].

Все это было для меня совершеннейшей новостью. Я знал: в Библии говорится, что Иисуса бичевали – но без таких подробностей. И меня охватил ужас. Если Иисус прошел через такие мучения, защищать мысль, что он не умер на кресте, станет намного сложнее! Но Гэри еще не закончил.

– После бичевания руки жертвы прибивали гвоздями к перекладине креста. Гвозди проходили прямо через срединный нерв: боль была невыносимой, руки отнимались. Затем гвоздем в два пальца длиной прибивали ноги. Жертве приходилось висеть на распростертых руках. Так почти невозможно дышать. Для каждого выдоха нужно отталкиваться от креста ногами; на это уходили все те немногие силы, если они еще оставались. Распятый мог повиснуть на руках и вдохнуть, но для выхода ему требовалось опять приподняться. Когда силы его покидали и он больше не мог отталкиваться от креста, он умирал от удушья.

– Поэтому разбойникам, висевшим рядом с Иисусом, перебили ноги, – быстро добавил Майк. – С перебитыми ногами казнимые не могли дышать и быстро умирали.

– Поэтому, – продолжил Гэри, – стражникам было очень легко определить, умер ли распятый: если он переставал дергаться, отталкиваясь от креста, значит, он мертв. Но были у них и другие способы удостовериться в смерти казненного: перебивали жертве ноги, о чем мы уже говорили, иногда разбивали голову, порой тело бросали псам, а могли и пронзить сердце, как Иисусу.

С каждым его словом я понимал: нам все сложнее защищаться. Но Абба не сдавался.

– В Гефсиманском саду Иисус молился о том, чтобы Бог пронес эту горькую чашу мимо него. Ясно, что он не хотел умирать! Почему же Бог не исполнил его желание?

– Верно, – ответил Майк, – но еще он сказал Богу: «Впрочем, не моя, но Твоя воля да будет». Как человек, Иисус испытывал боль – и, конечно, он не хотел, чтобы его распяли. Но на более глубоком уровне Иисус хотел, чтобы была исполнена воля Божья – а значит, хотел пойти на распятие. Он ясно дал это понять еще гораздо раньше, в те дни служения, когда вернулся в Иерусалим, предрек свою смерть и добровольно пошел на нее[47].

– И я хотел бы еще кое-что прояснить в вашей позиции, – добавил Гэри. – Такое чувство, что вы цитируете Евангелия, если они поддерживают вашу точку зрения, но пропускаете те стихи, которые ей противоречат. Вы привели в пример сон жены Пилата, хотя он упомянут всего один раз и только в одном Евангелии[48] – но вы не обращаете внимания на пророчества Иисуса о своей смерти, хотя в каждом Евангелии они приводятся не раз[49]. Почему?

– Потому что Иисус не мог умереть на кресте, – прямо ответил Абба. – Это невозможно. Бог любил Иисуса. А он молил Бога о спасении. Если есть стихи, где он предсказывает свою смерть, должно быть, христиане добавили их позже.

Я почувствовал, что краснею. Из наших с Дэвидом споров я уже знал: отстаивать идею позднейших вставок в Библию – дело нелегкое. Но я смутился не потому. Абба так откровенно выбирал аргументы, подтверждающие его позицию, и отвергал те, что с ней не сходились! И я решился заговорить.

– Абба, мне кажется, они говорят о другом. Если у нас нет серьезных причин не доверять тому или иному стиху, почему же мы берем из Библии те, что нам нравятся, и отвергаем те, которые нам не по душе?

Абба повернулся ко мне, явно пораженный тем, что я осмелился оспаривать его авторитет. «Ты меня предал!» – читалось у него на лице, и я пожалел о своих словах. Дальше он в основном молчал. Остаток беседы говорил я; впрочем, говорить мне пришлось немного.

– Хорошо, я выслушал вашу позицию, однако здесь остается место для сомнений. Есть ли ученые, согласные со мной и Аббой в том, что Иисус не умер на кресте?

– Да, – ответил Майк. – Ученые заговорили об этом в XVIII веке. Но теория долго не прожила. Давид Штраус, весьма известный и уважаемый ученый-нехристианин, выдвинул ключевой аргумент: то, что Иисус мог выжить на кресте, не только крайне маловероятно – это подорвало бы в зародыше все христианское движение[50]. Видите ли, ученики прошли долгий путь. В саду Гефсиманском они разбежались из страха перед тем, что их уличат в связях с Иисусом – а вскоре уже готовы были отдать жизнь за то, чтобы возвестить о Воскресшем Господе. Если бы Иисус с трудом пережил распятие, они увидели бы его измученным, искалеченным, на грани гибели. Может ли такое зрелище вызвать столь полное преображение и презрение к смерти? А эта смелость была важнейшим признаком раннехристианского движения: не будь ее – не было бы и христианства.