– Девять с половиной. – Я достала из шкафчикабутылочку «Пеллегрино» и наполнила стакан.

– Девять с половиной. Нет, сейчас. Нет, Джеф,я не шучу. Прямо сейчас. У Андреа тапочки – красные тапочки, – а Она вот-вотпоявится. Спасибо.

В этот момент я заметила, что за те четыреминуты, пока я была внизу, Эмили успела сменить свои линялые джинсы на кожаныебрюки, а кроссовки – на босоножки на шпильках. Она прибралась, смела все состолов в ящики и спрятала в шкаф подарки, которые мы не успели отослать наквартиру к Миранде. Эмили подкрасила губы и щеки и сейчас жестом приказываламне поторапливаться.

Я схватила пакет с газетами и вытряхнула их настолик с подсветкой в кабинете Миранды. Эмили говорила, что Миранда понескольку часов простаивает возле этого столика, изучая присланные фотопленки.И она любит, чтобы здесь же были разложены ее газеты. Я сверилась с блокнотом,чтобы не перепутать порядок. Сначала «Нью-Йорк таймс», затем «Уолл-стритджорнал», а уж потом «Вашингтон пост»: одно за другим, по порядку, в котором яне улавливала никакой системы, издания ложились на стол, и каждое новое чуть накрывалопредыдущее, пока наконец не образовался широкий веер. Единственным исключениембыла «Женская одежда»: ее следовало класть посреди рабочего стола.

– Она здесь! Андреа, выходи, она ужеподнимается, – послышался снаружи свистящий шепот Эмили, – только что звонилЮрий, он уже высадил ее возле здания.

Я положила «Одежду» на стол, поставила«Пеллегрино» на льняную салфетку (с какой стороны стола, я никак не моглавспомнить) и бросилась из кабинета, метнув последний взгляд, чтобудостовериться, что все в порядке. Джеф, ассистент из кладовой, помогавшийорганизовывать выставку одежды, швырнул мне закрытую коробку и тут же исчез. Яоткрыла ее. Там была пара босоножек от Джимми Чу: на высоких каблуках, сприхотливо переплетенными ремешками из верблюжьей шерсти, с пряжкамипосередине. Стоили они, наверное, не меньше восьмисот долларов. Черт! Их бытеперь еще надеть! Я сбросила мокасины и влажные от пота носки, затолкала всепод стол. Правую босоножку я надела довольно легко, но у меня никак неполучалось застегнуть пряжку на левой. В конце концов я дернула пряжку, с силойтолкнула ногу – и ремешки впились в кожу. Я поправила пряжку, началаподниматься, и тут… появилась Миранда.

Я застыла. Я просто застыла на месте, так и неуспев распрямиться. Я не настолько утратила рассудок, чтобы не сообразить,насколько нелепо я выгляжу, но не могла найти в себе силы сесть прямо. Оназаметила меня сразу же – может, ожидала увидеть на этом месте Эмили – инаправилась прямо ко мне. Она оперлась на барьерчик, за которым стоял мой стол,и перегнулась через него так, чтобы видеть все мое прикованное к стулу тело. Ееяркие голубые глаза осматривали меня е головы до ног: белую блузку, краснуювельветовую мини-юбку из «Гэп» и теперь уже застегнутые босоножки из верблюжьейшерсти. Я чувствовала, что она пристально изучает меня всю: кожу, волосы,одежду. Ее глаза скользили по мне, но лицо оставалось совершенно бесстрастным.Она наклонилась еще ближе, ее лицо оказалось в тридцати сантиметрах от моего, ия ощутила тонкий аромат эксклюзивного шампуня и дорогих духов, увидела тонкиеморщинки возле ее губ и глаз, незаметные с обычного расстояния. Но я не могласмотреть ей в лицо слишком долго, потому что она очень уж откровенно менярассматривала. Не похоже было, чтобы она осознавала, что: а) мы с ней ужевстречались; б) я ее новая служащая; в) я не Эмили.

– Здравствуйте, мисс Пристли, – пискнула я,повинуясь неожиданному импульсу, хотя внутренний голос напомнил мне, что онаеще не произнесла ни слова. Но напряжение было невыносимым, а у меня не былодругого способа разрядить ситуацию. – Я так счастлива работать у вас. Спасибовам огромное за возможность, которую…

«Заткнись! Заткнись же, идиотка! Ну чего тыунижаешься?!»

Она отошла от меня. Перестала меняразглядывать, распрямилась и пошла, не слушая, что я несу. Я вспыхнула отунижения и никак не могла успокоиться, хотя чувствовала на себе свирепый взглядЭмили. Наконец я подняла пылающее лицо. Да, Эмили действительно смотрела наменя.

– Последние сводки получены? – спросилаМиранда, ни к кому конкретно не обращаясь. Она вошла в свой кабинет, и я судовлетворением отметила, что она направилась прямо к газетам.

– Да, Миранда, все здесь, – услужливоотозвалась Эмили, подбегая к ней и подавая папку, в которую мы собиралираспечатки для Миранды.

Я сидела молча и наблюдала за всемипередвижениями Миранды с помощью фотографий, которыми были увешаны стены еекабинета: они находились под стеклом, и в них было видно ее отражение.Вернулась Эмили, и воцарилось молчание. Мне стало интересно: что же, мы теперьникогда не будем разговаривать, если Она в кабинете? Я спросила об этом Эмили взаписке, которую послала по электронной почте. Ее ответ пришел тут же. «Вотименно, – писала она, – если нам надо поговорить, мы делаем это шепотом. Иначе– никаких разговоров. И НИКОГДА не говори с ней, пока она не заговорит с тобой.И НИКОГДА не называй ее мисс Пристли; она Миранда. Поняла?» Я сновапочувствовала себя так, словно меня отшлепали, но посмотрела на нее и кивнула.И в этот момент я заметила пальто. Оно лежало прямо передо мной, возвышалосьгрудой великолепного меха у меня на столе, один рукав перевесился через край. Явзглянула на Эмили. Она округлила глаза, махнула в направлении шкафа ипрошептала: «Повесь!» Пальто было тяжелое, как одеяло, которое достаешь изстиральной машины; мне пришлось держать его обеими руками, чтобы оно некасалось пола, но я аккуратно повесила его на плечики и тихонько, старательноприкрыла дверцы.

Не успела я сесть на место, как возле меняпоявилась Миранда, и теперь ее глаза могли свободно шарить по всему моему телу.Странная вещь: от ее взгляда тело мое горело – но одновременно меня словносковало льдом, и я не могла сесть на свое место, не могла даже пальцемпошевелить. И в тот момент, когда, казалось, уже готовы были вспыхнуть волосы,ее безжалостные голубые глаза встретились с моими.

– Мне нужно мое пальто, – сказала она тихо,глядя прямо на меня, и я вновь подумала, отдает ли она себе отчет в том, чтоперед ней новый человек, или ей нет до этого абсолютно никакого дела. В ееглазах не было ни малейшего проблеска узнавания, хотя моя встреча с нейсостоялась всего несколько недель назад.