При всем своем опыте она смогла усмотреть в Рэбе нечтоособенное. Яркое сияние его темно-синих, как ночное небо, глаз. Густые иволнистые, черные как смоль волосы. Усы, кончики которых спускались нижеподбородка. Она восхищалась его длинной шеей с крупным кадыком, который вовремя пения яростно прыгал вверх-вниз.

И обожествляла его тело… Боже, как же она любила его! Онавосхищалась им и сейчас, в гостиничном номере, когда он вышел из душа. Лежаобнаженной на кровати, Конни отложила в сторону очередной косячок, которыйтолько что раскурила, и потянулась к "полароиду", который стоял наметаллическом кейсе Рэба.

— Скажи татушечке — пусть улыбнется, — произнесла она ивзвизгнула, когда полыхнула вспышка.

— У меня для тебя есть угощеньице, — усмехнулся Рэб. —Сейчас.

Он исчез за дверью гостиной просторного номера-люкс. Ивернулся, держа в руках большой, богато декорированный кубок. Полувосставшийего член уверенно покачивался при ходьбе. Он вытер губы, явно только что какследует приложившись к содержимому кубка, и протянул его Конни.

— Глотни, детка. Превосходный напиток, только для особыхслучаев.

Она удивилась, насколько тяжелым оказался кубок. Нераздумывая, она поднесла его к своим талантливым губкам и сделала глоток.Жидкость обожгла, создав впечатление, что моментально проникла во все поры.

— Ум-м-м! Потряс, Рэб! — Потом начала медленно поворачиватькубок, разглядывая. — А какая классная гравировка, камни какие! Прямо от короляАртура, да?

— Возможно. — Рэб вытянулся на королевских размеров кровати.Заскрипели пружины.

Конни накрыла его собой как покрывалом.

— Это было вкусно, Рэб, — сладострастно произнесла она. — Номне мало.

Она медленно сползла вниз, к его бедрам. Теперь ее очередьделать шоу…

А потом в гостиничный номер вплыла луна — чтобы получшеразглядеть ее. Конни как-то отстраненно, смутно этому удивилась, но ненастолько, как следовало бы, учитывая необычность появления луны в гостиничномномере. И цвет у нее был какой-то неправильный… кроваво-красный…

А потом она услышала, как луна запела. Или заговорила? Илирассмеялась? И двигалась ли она вообще? Она сознавала, что Рэба больше под нейнет, что теперь она под ним, но это было отлично, он двигался внутри, и этобыло чертовски здорово, за исключением одного ужасно странного момента — онстоял сбоку. И вся остальная группа тоже. Луна прыгала по их головам, издаваятот же странный мотив, и все это напоминало старый мультик "Иди запляшущим мячиком". Безусловно, странно, но и вся жизнь такова. В общем, неболее странно, чем жизнь, и от этого в голове зазвучал приятный гул — все-о-охорошо-о-о-о…

— Шлюха! Проститутка!

Рука матери взметнулась так быстро, что Конни не успелаотреагировать. Только что рука висела, безвольно опущенная вдоль тела, и тут же— бац! — и по морде.

Забавно, но на удар она не обратила особого внимания. Онавсе еще находилась в некотором оцепенении, как если бы сознание, включившеесяпо звонку будильника, еще было не в состоянии заставить действовать сонноетело. В любом случае, визг матери и сам звук смачной пощечины показались в этотмомент не более чем досадной мелочью.

— Шлюха! — еще раз выкрикнула мать. Мать, на голову нижедочери, словно подросла от ярости. — Еще позволяет себе припереться в восемьутра! Где ты всю ночь шлялась? Нет, можешь не рассказывать. Опять связалась сочередной рок-группой, да? Связалась, отвечай!

Мать размахнулась, намереваясь ударить еще раз, но Конни ужебыла начеку. Она сделала шаг назад, и удар пришелся в пустоту.

— Да, — ответила Конни. Собственный голос звучал издалека,словно за сотню миль. — Да, связалась. — И демонстративно добавила: — А почемунет? Тебя все равно не волнует, где я и что делаю.

— Совершенно верно! — рявкнула мать. — Я пересталаволноваться. Пришлось перестать, потому что если бы я волновалась, я бы сдохла,думая о том, чем ты занимаешься! Ты меня убьешь, Конни!

Не подбрасывай мне такие идейки, хмуро подумала Конни,растирая виски.

Черт побери, никак не удавалось вспомнить, чем же она всюночь занималась. Прикорнув рядом с Рэбом, она провалилась в какую-то… яму… вкакой-то чрезвычайно тяжкий сон. А проснувшись, обнаружила себя в собственноймашине на автостоянке перед ареной. Все остальное — смесь каких-то нелепыхвидений и смутных ощущений, которые, к тому же, быстро таяли.

Отец Конни развалился перед телевизором, как часто случалосьс ним последнее время. Несчастный случай на грузовом складе, в результатекоторого он стал инвалидом, похоже, вышиб из него и волю к жизни. В прежниевремена он бы выступил на стороне матери и произнес бы горячий спич по поводусбившейся с пути дочери. С одной стороны, Конни была рада, что сейчас шансыстали более или менее равными; с другой — хотя она ни за что бы в этом непризналась, — она скучала по своему старому папашке. Самую малость.

Отец с таким вниманием смотрел очередное развлекательноешоу, словно прямо сейчас из пылающих букв должно сложиться перед ним имя Бога.Тем временем мать Конни принялась заламывать руки. Когда она этим занималась, уКонни возникало жгучее желание свернуть ей шею.

— Что с тобой происходит? — взмолилась мать. — Господи, яведь старалась воспитать в тебе какие-то нравственные ценности…

Но Конни отключилась, потому что телешоу прервали на выпускновостей и она была почти уверена, что краем уха услышала название его группы.

— У фанатов рок-н-ролла новый повод для горя, — сообщала ЧетХантли. — Недавний раскол группы "Битлз", безусловно, огорчил оченьмногих, но он не может сравниться с трагической вестью о катастрофе самолета,происшедшей сегодня утром, которая унесла жизни членов хард-роковой группы"Тайдл Рэйв". Билли Боб Бэтсон, Рэб Джонни, Мэд Дог…

Дальнейшего она не слышала, потому что собственный вопль заглушилвсе. Она вопила не своим голосом — очень высоким, больше напоминающим кошачийвизг, — словно сама душа рвалась на части.

А потом донесся крик матери.

— О Господи! Неужели ты с ними была? О Боже! Чтоб они все ваду горели! Надеюсь, они туда попадут, и…

Конни обернулась и нанесла удар. Это был хреновый удар,кончики пальцев лишь скользнули по материнской щеке. Тем не менее глаза ее тутже наполнились слезами, она вся обмякла, шокированная самим фактом того, чтодочь могла отомстить таким примитивным и яростным способом.

И мать наложила на нее проклятие. Самое худшее, самоезлобное, самое действенное проклятие, которое только может произнести мать.