Винд разинула рот от спокойной, уверенной манеры матери.

— Обычно у двери сидит какой-нибудь амбал с бычьей шеей, —продолжала Конни, — а список со всеми фамилиями, кому разрешен доступ за кулисы,висит за углом у главного выхода на сцену. Ты просто ведешь себя так, словнопровела там весь вечер. Говоришь, что забыла сумочку с пропуском в раздевалкеили еще что. Говоришь ему, что ты… как там зовут этого басиста?

— Вэл, — произнесла Винд, словно стихи. — Вэл Макклауд.

— Говоришь, что ты старая подруга Вэла и что тебе надоелостоять за кулисами и ты вышла послушать микс сзади и забыла сумочку. Делаешьвид, что чуть-чуть побаиваешься его, и одновременно не забываешь себядемонстрировать. Все это дает тебе возможность попасть туда… гипотетически,разумеется.

Она видела, как Винд нервно переводит взгляд с голубой дверина нее и обратно, словно собираясь с духом и одновременно как бы ища… чего?Одобрения?

"Зачем ты это делаешь, — требовательно поинтересовалсяу Конни внутренний голос. — Зачем ты толкаешь ее туда? Ради нее? Или радисебя?"

Она проигнорировала внутренний голос, перестав думать.Вместо этого она порылась у себя в сумочке и достала пару презервативов.

— Если соберешься туда, иди, пока концерт не кончился. Надопопасть туда раньше, чем группа окажется за кулисами. Хочешь стать подругойВэла? В таком случае скажи себе, что это ты и есть. Ты — подруга Вэла. Кактолько увидишь его — поцелуй. Веди себя так, словно уже принадлежишь ему.Говори ему, что он — гений. Дай ему бутылку пива. — Она говорила все быстрее ибыстрее, почти неслышным шепотом, и тем не менее в окружающем оре ее было оченьхорошо слышно. — Возьми его за яйца, только не очень сильно, и пошепчичто-нибудь… может, как сильно ты его хочешь, а потом посмотри на него так,чтобы он понял, что ему выпала удачная ночь. Только никакого напряга, к чертувсе напряги, понимаешь? И если видишь, что дело зашло далеко, черт побери,гораздо лучше будет воспользоваться вот этим, поняла? — И она вложила пару"троянцев"[18] в ладонь Винд.

Винд смотрела на мать, словно впервые видела. Она ничего несказала, но на лице было явно написано: "Почему?"

— Потому что я — не моя мать, черт побери, — ответила Коннина безмолвный вопрос. — Когда я была в твоем возрасте, я поклялась, что нестану такой, как она. И не стала, чтоб мне. Не стала. Вот деньги на такси, еслипонадобится. Ну, ты хочешь своего бас-гитариста?

Пару мгновений она еще колебалась, но затем Конни увидела,как в глазах дочери полыхнул так хорошо знакомый по себе яростный огонек. Междуними словно возникла некая связь — впервые… Господи, впервые после тоговремени, как Винд лежала в пеленках. Винд энергично кивнула.

— Так иди и бери его! — сказала Конни.

Винд уже метнулась как ветер — в полном соответствии сосвоим именем. Конни смотрела, как дочь прокладывает себе путь в заполненныхпроходах, направляясь к голубой двери. Там возник момент колебания, но вот Виндрасправила плечи и уверенно двинулась дальше. Она вошла в дверь.

Часть Конни торжествующе пела.

А другая — меньшая часть — умирала…

Длинный тощий длинноволосый басист одной рукой обнимал Винд.Вэл лежал с ней рядом, и его длинные сильные пальцы, которые извлекали изгитары эти мощные низкие звуки, сейчас лениво гладили ее груди. Их обнаженныетела тесно прижимались друг к другу, наслаждаясь последними мгновениямистрасти, прежде чем та полностью угаснет.

Какой-то частью сознания Винд до сих пор не могла в этоповерить. Мать оказалась права. Права буквально во всем. В том, как проникнутьвнутрь. В том, что ее самоуверенной позы (а это была лишь поза, ничего более)оказалось вполне достаточно, чтобы привлечь к себе Вэла, как спутник на орбитупланеты. Нет, не планеты — звезды. Она называл ее своей звездочкой, новойзвездой, центром своей вселенной. И кого волнует, если, со всей вероятностью —хорошо, со всей уверенностью — это всего лишь бредня мимолетной страсти. Онговорил так, даже если на самом деле так не думал.

Ее мать оказалась права.

О Господи.

В последнее время отношения Конни и Винд складывались неочень. В последнее — это примерно после второго дня рождения Винд. Но недавноони стали совсем никуда. Мать постоянно висела над душой. Винд чувствовала, чтозадыхается. Казалось, куда ни повернись — всюду маячит ее выжившая из ума,перезревшая фанатка-мать.

Это было… это было чертовски грустно. Мать становиласьтяжелой, мучительной помехой, и Винд никак не могла найти способ дать ей понятьэто. Ее никак нельзя было удержать, заставить не лезть в дела дочери,прекратить бесконечную пустую болтовню о "старых добрых временах",словно какой-то внутренний демон подзуживал ее перебирать все событиядвадцати-сколько-там-летней давности, до которых никому нет ни малейшего дела…

— Ты в порядке? — Вэл, слегка удивленный, потрогал ее заплечо. — Словно заснула.

— Нет, все отлично, — игриво улыбнулась она. Потому что,черт побери, на этот раз… на этот раз мать оказалась права, надо отдать должноеэтой старой крэзовой суке.

Вэл опустил голову, с видимым отвращением глядя напрезерватив, вяло свисающий с его члена, не более симпатичный, чем проколотыйвоздушный шарик. Когда Винд достала его из кармана, он скорчил рожу.

— Детка, — самодовольно протянул он, — если есть кто в этоммире, от кого ты могла бы не беспокоиться подхватить смертельную болезнь, — такэто я.

Но, черт побери, относительно всего остального матьоказалась совершенно права. И нет никаких оснований полагать, что и в этомконкретном предупреждении она промахнулась.

Однако теперь, когда непосредственные игры и развлечениякончились, ей захотелось помочь ему сохранить некоторую степень достоинства.

— Позволь мне этим заняться, — показала она подбородком наобвисший презерватив. Потом встала и направилась в ванную, перешагивая черезразбросанную по всему полу гостиничного номера одежду. Через мгновение она ужеобтирала свою рок-звезду горячей мокрой губкой.

Вэл включил лампу на тумбочке и закурил"Мальборо". Резкий свет залил комнату. Винд замерла.

— Это очень приятно, детка. Зачем остановилась? — спросилбас-гитарист "Академии Мрака", выпуская колечки дыма, которыеобвивались вокруг сосков Винд.

— Я просто смотрю на твою татушку, Вэл. Потрясающе! И таквозбуждает!

— О да… — скучным голосом подтвердил он.