Мазур без проблем справился с «Иглой» – этим оружием онпользовался считанные разы, но механизм управления там прост до крайности. Онготов был прозакладывать свою хату, что командующий на «Шершне» успелшевельнуть губами, отдавая приказ, но на выполнение команды у стрелка уже неосталось времени. Огненная стрела с шипением ушла в начинающее неспешносветлеть небо. Бахнуло так, что заложило уши, накатила ударная волна, принесшаязапах гари… В сером боку «Шершня», чуть выше ватерлинии, вспух огненный цветок,и корабль, окутавшись черным облаком дыма, начал заваливаться на правый борт…

* * *

Олесю Мазур нашел на пороге боцманской. Она лежала,уткнувшись лицом в палубу. Присел рядом на корточки, перевернул ее на спину.

Ни мыслей, ни чувств уже не осталось. Никто не стал бывзламывать дверь снаружи – террористам не до того было, да и услышал бы этотшум Мазур. Значит, она сама выбралась наружу. Услышала пальбу, крики – и невыдержала, не смогла оставаться в одиночестве и неизвестности. Или простопривыкла всегда выходить сухой из воды? Дуреха…

Пуля попала ей под левую ключицу, крови почти не было, а налице застыло выражение детской обиды – как будто она до самого конца не моглаповерить, что судьба распорядится ее жизнью столь несправедливо.

Н-да, на широкую ногу живет товарищ олигарх! Размерыпоместья Мазур оценил, еще когда они ехали на машине мимо бесконечного забора.Латифундия занимала площадь, на которой мог бы разместиться военный городок совсем, что полагается: домами офицерского состава, автопарками и прочими хозпостройками.Машина со скоростью «самый малый вперед» покатила по асфальтовой дорожке, кдому. Автоматика свела половинки чугунных ворот, которые они только чтоминовали.

А прямо сейчас кортеж огибал огромный газон с цветочнымиклумбами, с ковром аккуратно подстриженной травы, с врытыми в землю лампамиподсветки. Несколько поливальных установок молотили на полную, старательноорошая травку, и над газоном переливалось спектральными цветами радужноесияние. Слева и справа от опоясывающей газон дороги простирался парк спрогулочными аллеями…

Вдоль аллей застыли белые изваяния до боли знакомого вида:вскинувшая в жесте победы руки бегунья в трусах и майке фасона тридцатых годов,с опутавшей грудь финишной лентой; спортивного вида юноша с гимнастическимдиском в руке и с динамовской эмблемой на майке. А где-то во глубине парканаверняка отыщется и девушка с веслом…

И надо заметить, сии скульптуры вполне гармонировали сжелтым домом, к которому они приближались, – дом высотой в три этажапроисходил родом из той же исторической эпохи, из классического сталинскогоампира: могучие колонны портика, высокие окна, широченное крыльцо, балкон смонументальной каменной оградой, венчающая строение башенка – любимоеархитектурное излишество зодчих той эпохи.

Особнячок отреставрирован и подновлен, выглядит свежо. Иневооруженным глазом видно, что денежек в освежение вбухано преогромноеколичество, хозяева не скупились – чай, для себя, родимых, делали. И ужконечно, в домике полно всякой электронной чепухи, начиная с облегчающих быт умныхприборов и заканчивая сигнализацией последнего поколения. Однако спутниковыетарелки и коробки уличных кондиционеров фасад не портили, видимо, новымхозяевам хватило ума послушаться архитекторов с реставраторами.

В свое время особнячок явно возводился как нечто вроде домаотдыха профсоюзов или санатория для партработников высшего звена… Ну, можетбыть, и для каких-то схожих надобностей, но вот за что можно ручаться головой –уж точно предназначалось это сооружении не для одного. В сталинское времечко, дажев очень большом отдалении от столицы местным партийным шишкам не позволили бырезвиться и жировать столь наглым образом. Да они и сами первые побоялись бысветиться – доброхоты, коих всегда хватало, тотчас доложили бы куда следует ипо ручонкам-то загребущим да проказливым врезали бы соответствующие органынезамедлительно. А скорее всего, и вовсе бы оторвали эти ручонки к чертовойматери.

За долгие годы реформ (да и кунштюков-кренделей собственной,чего греха таить, судьбы) Мазур как-то свыкся с многоликостью и гримасамиотечественного капитализма, но вот с тем, что в руки кого-то одного переходитбылое народное добро – свыкнуться было пока что сложновато. Одно дело, когдановоявленные богатеи на Рублевском шоссе возводят терема немыслимых размеров изачастую столь же немыслимой архитектуры. Все-таки они возводят, а не забираютуже возведенное – есть принципиальная разница…

* * *

Минуло три дня после увлекательных морских приключений. Этовремя Мазур провел в больнице (в отдельной палате-люкс, с телевизором,холодильником и прехорошенькими сестричками), где ему подлатали царапины.Собственно, царапины и впрямь были пустяковыми, однако ж обслуживающий персонални в какую не соглашался выпускать адмирала на волю, мотивируя отказ всяческимибредовыми причинами, из чего Мазур сделал однозначный вывод, что держат еговзаперти по чьему-то распоряжению. И он догадывался, от кого именно этораспоряжение исходило. И почему. Плохо только, что и мобильник отобрали, дажеНине не позвонить, не говоря уж про бэбиситера…

Он смотрел телевизор на забавной мове, читал газеты,наслаждался бездельем… и об Олесе вообще не думал. Что характерно: ни потелевизору, ни в газетах ни слова не прозвучало про инцидент с «Русалкой»… хотячему тут удивляться: олигархи умели прятать концы в воду. Несколько разнаведывались какие-то хмурые типы в штатском и с диктофонами, расспрашивали,допытывались и интересовались инцидентом – но вежливо, без давления, без угроз…

На третий день принесли одежду, документы, вещи и ласковопроводили до машины, где его уже ждала отнюдь не улыбавшаяся Оксана, та самаядивчина, которая встречала его в аэропорту а потом отвозила на чертову«Русалку».

Мазур лишних вопросов не задавал – и так было ясно, кудаедем.

* * *

Автомобиль подъехал к особняку и остановился рядом слестницей, которая вела на пандус с поддерживающими треугольный фронтонколоннами портика.

– Терпеть не могу жары, – пожаловалась Оксана,когда они, выбравшись из кондиционированной прохлады салона, начали подниматьсянаверх.

Это были ее первые слова за всю дорогу от больницы. Молодецдивчина, понимает, что после морских игрищ болтать как-то не хочется. Равно каквыслушивать охи и соболезнования.

– Еле выношу даже короткие перебежки под палящимсолнцем. Что поделать, северный я человек…

– Откуда? – без всякого любопытствапоинтересовался Мазур.

– Ханты-Мансийск, – ответила Оксана. – Довосемнадцати лет прожила в дыре, где солнце по-настоящему греет лишь два месяцав году.