Митя спрыгнул на пол, в скорбной задумчивости прошелся побезлюдной галерее.

Никакая она, оказывается, была не безлюдная.

Из следующей оконной ниши донеслись шорохи, шепот, частоедыханье.

Кавалер с дамой — тоже забрались на подоконник и возятся,любезничают.

— Ах! — пискнул женский голосок. — Тут кто-то есть!

Зашелестели шелка, на пол спрыгнула барышня в наряделисички, но только изрядно помятом и истерзанном. Ойкнула, прикрыла лицо руками,побежала прочь. Только Митя все равно ее узнал — из государыниных фрейлин, какбишь ее, остзейская фамилия.

Потом на пол слез ухажер, топнул ботфортами, подтянул пояс,обернулся.

Пикин! В мундире, при шпаге — видно, едва сменился сдежурства.

Это уж было чересчур. Что за роковой день!

Митя задрожал всем телом, попятился, но поздно.

— Шишки медовые! — промурлыкал капитан-поручик, протягиваядлинную руку. — На ловца и зверь.

Больше ничего говорить не стал, схватил мужичка-лесовичка закушак, рывком вскинул на подоконник и как дернет раму! С улицы дунуло ледянымветром, снежной трухой.

— Дяденька Пикин, пустите! — взвизгнул Митридат самымпостыдным, щенячьим образом. — Что я вам сделал?

— Пока ничего, воробей, но скоро сделаешь мне многохорошего, — радостно сообщил гвардеец, влезая на подоконник с ногами. —Благодаря тебе я спишу половину долга.

Раскрыл окно широко, взял свою жертву покрепче, раскачал.

— Дознаются! — воззвал Митя к разуму злодея. — Прохор Иванычпоймет!

Пикин раскачивать мальчика перестал, неумного подумал.

— Не докажет. Лазил постреленок по окну, да сорвался. Ну,лети, воробышек.

И с этим напутствием швырнул царского воспитанника вниз —прямо на острые ежовы иглы.

Но немного не рассчитал силу преображенец — очень уж легокбыл метательный снаряд и пролетел чуть дальше, чем следовало.

Смертоносная щетина мелькнула перед самым лицом вопящегоМитридата, не зацепила. Он вне всякого сомнения все равно убился бы насмерть огранитные ступени, если б не чудо — уже второе за сей кошмарный день, есливспомнить спасение из колодца.

По ступенькам поднималась гаргантюанских размеров дама:куафюра у нее была вся в веточках, увенчанная картонным соловьем, а широчайшееплатье a la panier[6] являло собой вид цветущей поляны. На эту-то поляну Митя ирухнул. Исцарапался о ветки шиповника и ивовые фижмы, порвал рубаху, но неразбился, а лишь прокатился по лестнице, от брошенный пружинистым кринолином.Спасительница отрока стояла ни жива ни мертва. Платье лишилось всей своейправой половины, и теперь дама в панталонах цвета «смущенное целомудрие» былапохожа на обнаженную наяду, выглядывающую из-за куста. Ее крик, разразившийсясекунду спустя, был душераздирающ, и оглушенный падением, переставший что бы тони было понимать мальчик сломя голову ринулся прочь и от этого вопля, и отдеревянного ежа, и от всей сияющей огнями громады дворца.

Сам не помнил, как пробежал через сад и вылетел из ворот.Приходить в себя начал от холода. Еще сколько-то пометался туда-сюда позаснеженной площади, вконец продрог и сообразил: деваться некуда, нужно идтиназад, а там броситься в ноги матушке-государыне и всё-всё ей рассказать.Пускай или поверит и защитит, или рассердится и отошлет к папеньке с маменькой.Последнее еще, может, и лучше.

Зябко обхватив себя за локти, потрусил назад к воротам.

— Куда? — рыкнул на него часовой. — А ну кыш! — Я Митридат, царскийвоспитанник, — начал объяснять Митя, но солдат только выругался по-матерному.

— Ишь, мочалку прицепил, паскуденок!

Сдернул с Митиного подбородка фальшивую бороду и отвесилтакую затрещину, что чудо-ребенок кубарем полетел в сугроб.

Помотал головой, прогоняя ушной звон. Не сразу понял, чтообратной дороги нет.

Побежал к другим воротам, где солдат был добрее: простопосмеялся выдумке про воспитанника, да замахнулся, а бить не стал.

И то — какой из лапотного оборванца Митридат и императрицын любимчик?Курам на смех.

Прыгая на месте, чтоб вовсе не замерзнуть, Митя попробовалприменить лучшее из всех оружий — разум. Однако чем больше размышлял оприключившейся нелепице, тем отчаянней представлялось положение.

Бежать в Зимний, домой? Так туда тем более не пустят. Надальних дворцовых караулах, мимо которых не пройти, часовые — злее собак.Сколько раз видел, как они зевак тычками да прикладами гоняют.

Ждать, пока закончится маскарад, и подбежать к кому из знакомых?Так ведь это сколько еще торчать на холоде. Пожалуй, дух испустишь.

Недоступный дворец сиял чудесными огнями, ветер доносилзвуки небесной музыки — видно, начались танцы. Там, за оградой и чернымидеревьями сада, был истинный Эдем. Обретаясь внутри сего райского вертограда,неблагодарный Митридат не ценил своего счастья, теперь же неземные вратазамкнулись, и изгнанник остался наедине с ночью, злым северным ветром, ледянойморосью. Идти некуда, но и стоять нельзя — погибнешь.

Бывший небожитель, гонимый ненастьем, дрожал и всхлипывал,уныло бредя прочь от Эдема медленной стопой.

Это просто буря, сказал себе Николас, протирая глаза. Простодождь вперемешку со снегом, просто северный ветер, и затянувшейся теплой осениконец.

Приснившееся откровение про хрустальный гроб оказалось наясную голову совершеннейшим идиотизмом, но утро и в самом деле явило себяпомудреней ночного паникерства. Николасу пришла простая и продуктивная мысль,от которой страх и растерянность — нет, исчезнуть не исчезли, но по крайнеймере локализовались.

Ты ведь специалист по советам, сказал себе Фандорин.Представь, что к тебе пришел человек с такой вот сложной проблемой. Что бы тыему присоветовал?

И мозг сразу сбросил балласт эмоций, заработал быстро иделовито.