Тайный советник нажал рычажок, спрятанный в ручкедеревянного стула, и из подлокотников гостевого кресла вдруг выскочили дваметаллических штыря, сомкнувшись перед Митиной грудью. Вскрикнув от удивления,он вынырнул из-под них на пол и отполз от бешеного кресла подальше.

— К чему это?

— А к тому, душа моя, что взрослый человек, в отличие отребенка, освободиться из сих стальных объятий никак не может. Я же еще иремешками пристегиваю — наверху и у ног, чтоб без дрыганья.

— И что же дальше?

— А дальше вот что.

Маслов повернул рычажок еще раз, и кресло вместе с квадратомпаркета поползло вниз. Однако утопло в дыре не целиком — верхняя половина спинкиосталась торчать над полом.

— Ух ты! — подивился Митя. — Но зачем нужно это инженерноеприспособление?

— Сейчас покажу. Посмеиваясь, Прохор Иванович взял гостя заруку и повел из комнаты в узкий коридорчик, оттуда по винтовой лестнице вподвал. За железной дверью располагалось безоконное помещение с голымикаменными стенами. Посередине торчал деревянный помост, на котором Митя увиделнижнюю часть спустившегося сверху кресла.

От стены отделилась сутулая тень — длиннорукий человек взасаленном камзоле, со сплетенными в косицу желтыми волосами.

— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул оноглушительным голосом. — А кресло-то пустое! Нет никого! Это как?

В руке у громогласного Митя разглядел плетку с семьюхвостами и поежился. Вон оно что…

— Это экзекутор, — объяснил Маслов. — Имя ему Мартын Козлов,а я зову его Мартын Исповедник. Орет он оттого, что глух как пень. Это длясекретных дел качество преполезное.

Повернулся к экзекутору и тихо сказал, явственно шевелягубами:

— Проверка, Мартынушка, проверка. Работа ближе к вечерубудет.

— А-а, — протянул длиннорукий и кивнул на Митю. — Это кто,родственник ваш?

— Внучок, — не моргнув глазом, соврал советник и потрепалМитю по волосам. — Иди пока, Мартын, отдыхай.

Подвел Митю к помосту, стал показывать.

— Гляди, сиденье с кресла снимается. Вот так. Потом спопавшей в сей силок особы стягиваются портки или же задирается платье, это ужсмотря по принадлежности пола. И начинается работа. Я увещеваю в верхнейкомнате, словами, и с надлежащей вежливостью, ибо персоны-то всё непростые,благородного звания. А Мартын увещевает снизу. Иной раз, — Прохор Ивановичподмигнул, — и согрешишь, если баба нестарая да в обмороке сомлеет. Спустишься,снизу на нее поглядишь. Больше ни-ни, упаси Господь. Ну рукой погладишь, этобывает.

— Их вон той плеткой секут, да? — боязливо показал Митя настрашное семихвостое орудие.

— Когда разговор легкий — к примеру, с дамой посплетническому делу — то прутиком. Если же надо от человека ответ на важныйвопрос получить, то, бывает, и семихвосткой. Покается твой капитан-поручик, какна исповеди.

Митя вспомнил, как Зефирка преображенца за палец цапнула, атот решил, что крыca, и все равно нисколько не испугался, руки не отдернул.

— А если не расскажет? Пикин, он знаете какой.

Спросил больше для порядка. Сам-то, конечно, понимал, чторасскажет Пикин, никуда не денется. Один раз, тому три с лишком года, Митю тожевысекли. Братец Эндимион подстроил: разбил каминные часы, а свалил намаленького, благо тот еще пребывал в безмолвии. Митя хотел снести мукустоически, как Муций Сцевола, да не вышло — орал от боли благим матом. Так торозги были, и секли легонько, по-детски, а тут вон как. Всё на светерасскажешь.

— Ну, а если ему моченой в соли семихвосточки мало будет, —сладко сказал Маслов, — то у Мартына для таких молчунов еще тисочки естьзнатные, на чувствительные отростки фигуры. Такому кобелю, как Пикин, в самыйраз будут. Запоет соловьем.

При чем тут тисочки и почему Прохор Иванович назвалпреображенца кобелем, Митя не понял. Если ругаются, то обычно говорят проплохого человека «пес» или «собака». Если совсем осерчают — «сука».

— Сначала мы с Мартыном его в мягкость введем, — объяснялдалее тайный советник. — Ты пока в тайнике посидишь. Видал в гостиной зеркало?Оно с той стороны пустое, и преотлично всё видно. А как Пикин дозреет, крутитьначнет да юлить, я тебя кликну. Освежишь ему воспоминания. Не робей. —Начальник Секретной экспедиции щелкнул Митридата по носу. — Им, голубчикам,теперь не до того будет, чтоб с тобой квитаться. Только не струсь.

Легко сказать «не струсь». Стоя в каменном закутке зазеркалом, Митя чувствовал себя не как привык — маленьким взрослым среди большихдетей, а крошечной щепочкой, которую закрутил-завертел злой водоворот. Сколькоей, бедной, ни тщиться, самой из сей пучины не выбраться и ее неведомых законовне познать.

Когда тайный советник наконец ввел в гостиную вытребованногокапитан-поручика, Митя уже весь извелся. Прохор Иванович хвастал, что к немуникто опаздывать не смеет, загодя являются, а Пикин посмел — чуть не на полчасаприпозднился.

— Вот и славно, драгоценный Андрей Егорыч, что вы к старикузаглянули, не побрезговали, — фальшиво добродушным голосом приговаривал Маслов,ведя гостя к креслам.

— К вам, ваше превосходительство, попробуй не приди — вцепях приволокут, — ответил злодей.

Через стекло было хорошо видно, как блеснули в беззаботнойулыбке белые зубы.

— Ну уж так-таки в цепях. Наговаривают на меня злые языки, —хохотнул начальник Секретной экспедиции. — В цепях ко мне государственныхпреступников водят. Вы разве из их числа?

Пикин дерзко глянул на тайного советника сверху вниз.

— Государственный преступник — фигура непонятная. Бывает,что сегодня ты преступник и на тебя охота, а завтра, глядишь, всё поменялось:охотники, что тебя атукали, сами в железах.

— Про охотников это вы интереснейшую аллегорию привели,господин капитан-поручик. — Маслов за рукав повел офицера к нужному креслу. —Присаживайтесь, нам найдется, об чем потолковать.

Гвардеец поклонился:

— Благодарю. Но при столь высокой особе сидеть не смею.

— Так я сам тоже сяду. Прошу покорно запросто, без чинов.Сами видите, не в кабинете принимаю, в гостиной. Стало быть, вы для меня гость.Пока что.

Последние слова были произнесены совсем другим тоном, ибровки Прохора Ивановича грозно сдвинулись. Однако Пикин и тут не испугался.