Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он решил пока разрабатывать другую сюжетную линию, где действие происходило в отдаленной воинской части. Здесь основательной подготовки не требовалось. Мало-мальское представление об армии имел каждый мужчина, родившийся в Союзе. Карпов тщательно проработал характеристики персонажей. Среди них, помимо все того же главного героя — недавнего выпускника военной академии, действовали: мягкотелый пьющий командир батальона, прощелыга-начштаба и честный замполит, страдающий от предчувствия скорого краха ценностей, которые по должности и призванию отстаивал всю жизнь. Поначалу Карпов хотел сделать злодеем именно замполита, но потом это показалось ему слишком банальным. Так негодяем стал штабист.
Общее развитие сюжета было понятно автору, но достаточно подробный план он так и не составил. Терпеливо плетя ткань повествования, Геннадий Иванович ждал момента, когда герои возьмут его за руку и сами поведут за собой. Туда, куда он поначалу, может, и не рассчитывал зайти. Но этот момент все не наступал…
Карпов запрокинул голову и несколько раз с силой сжал и расслабил веки. Он не вставал из-за компьютера уже более четырех часов. Пора сделать перерыв, а заодно и перекусить.
Геннадий Иванович отправился на кухню, по пути включив телевизор. На канале «Культура» обсуждали книжные новинки. Теперь, когда Карпов заделался писателем, такая тема не могла оставить его равнодушным. Он сделал звук погромче и, готовя обед, прислушивался к тому, что говорили в студии.
Когда прозвучали эти слова, в кухне шумно закипал чайник. Возможно, поэтому смысл сказанного дошел до Геннадий Ивановича с опозданием. Но, когда мозг из долетевших до него обрывочных фрагментов все же составил фразу, приготовленная чашка выпала из рук Карпова и, ударившись о кафельную плитку, раскололась надвое. Впрочем, он не заметил этого. Когда обломки чашки окончательно упокоились на полу, Геннадий Иванович уже стоял в комнате перед телевизором.
В студии у столика с разложенными на нем книгами примостились две дамы. Карпов мог поклясться — какая-то из них только что произнесла: «Лучшую рецензию на эту книгу написал покойный Лучинский». Несмотря на шум чайника, слово «покойный» он расслышал явственно. Фамилия! Не ошибся ли он с фамилией? Но как теперь узнаешь?
Узнать оказалось легко. Одна из ведущих — солидная матрона с прической, состоявшей больше из воздуха, чем из волос — взяла в руки очередное издание и продемонстрировала его зрителям.
— Роман Евгения Сидорова «Розы в огне» появился на прилавках магазинов сравнительно недавно, но уже вызвал оживленную полемику.
— И вновь приходится сожалеть, — подхватила вторая ведущая, — что мир литературной критики осиротел после безвременной кончины Павла Лучинского. Он не оставил бы от этого тяжеловесного опуса камня на камне. Впрочем, это мое личное мнение. Многим книга Сидорова нравится. Недаром цифры продаж бьют все рекорды…
Дамы продолжали говорить, но Карпов уже не слушал.
«Мир критики осиротел… Безвременная кончина…»
Они убили Лучинского! Они-таки его убили! Значит, все ложь! Виртуозная расчетливая ложь. Про урок на всю жизнь. Про несуществующие угрозы. Про семейные разногласия.
«Но как же так можно?! Глядя прямо в глаза! И зачем? Кристина ведь собиралась меня отпустить. Я бы ушел, если бы не заметил ту афишу. Получается, они действительно заодно. Впрочем, чему удивляться? Брат и сестра все же. Вдвоем провоцировали меня на нарушение условий, испугавшись того, что “Ставку” опубликуют. А когда я невольно раскрыл их план, потребовалось срочно перестроиться. Наплести с три короба, чтобы я поверил и все же ушел. Отсюда — ресторан, задушевные беседы. Но я вернулся. Им пришлось с этим смириться. И терпеливо ждать дня, когда мою судьбу — так и быть! — решат в редакциях. Почему нет? Они мало чем рискуют. Не надо обманывать себя. Никто не станет печатать мои рассказы. Десять шансов из ста, что их вообще станут читать. Два из десяти — что дочитают. Сколько там осталось на вероятность публикации? С этой ничтожной величиной Сергеевы вполне могут смириться, хотя и пытались с моей помощью свести ее до нуля…»
Мысли налетали одна на другую…
«Они ничего не простили и никогда не простят. Даже если публикация случится — все равно найдут способ свести счеты. Надо уходить! Немедленно! Пока они думают, что я ни о чем не догадываюсь. Конечно, скрыться от таких людей почти нереально, но если сидеть и ждать — слово “почти” отпадет. Надо хотя бы попробовать».
«Лучинский попробовал — и мертв», — напомнил внутренний голос.
«Это ничего не значит! Лучинский — известная личность. Ему трудно было скрыться. Да он, наверное, и не пытался. А меня никто не знает. Купить билет на первый попавшийся поезд — и уехать куда глаза глядят. Исчезнуть. Пропасть с глаз долой. Что я теряю? Сбережения? Их нет. Работу? Работа найдется. Мне многого не надо. А вдруг они не станут меня искать? Кто я, в конце концов, такой? Может, сочтут, что с меня достаточно?»
«Как только ты откроешь дверь — они это увидят. Далеко после этого уйдешь? — спросил невидимый оппонент. — А если даже уйдешь, то каждый день, каждую минуту будешь ждать расправы. Где бы ни находился, как бы далеко ни уехал. И чего стоит такая жизнь?»
«Любая жизнь чего-то стоит».
Карпов бесповоротно решил бежать. Но сделать это так, чтобы обойти установленную систему контроля.
«Возможно ли это? Допустим, я позову Сергеева или Кристину и попрошу снова куда-нибудь меня отвезти. Здесь всегда ждут моего ухода и готовы на него реагировать. А в городе… В городе можно застать сопровождающего врасплох. Но как добиться того, чтобы меня вывезли в город? Нужна веская причина. Захотелось проветриться? Глупо. А что, если… Сходить в кино! Уже лучше. На остросюжетный боевик. Проникнуться духом и стилем жанра. Сергеев, — почему-то Карпов был уверен, что приедет именно он, — конечно, спросит: “Зачем вам это? Вы ведь уже написали все три рассказа. И потом, любой фильм можно посмотреть на компьютере”. На это я ему скажу… Скажу, что собираюсь писать дальше до тех пор, пока не придут хоть какие-то ответы. Что оценил перспективу замысла. Это должно ему понравиться. А насчет компьютера… Мне нужно видеть реакцию публики. Да, отличный аргумент! Видеть реакцию публики, для которой я пишу. Понять, что она “ест”, чем ее можно взять. На такое Сергеев должен купиться. А когда мы окажемся в кино… Там я