— Милые мои девочки, только одним-единственнымотличались люди друг от друга, когда давным-давно человечество переживало своедетство — я имею в виду грубую физическую силу. Природа выделила всем своимчадам достаточно жизненного пространства, и только физическая сила,распределенная очень неравномерно, определяла способ, каким они должны делитьэтот мир. Стало быть, вначале было воровство, именно воровство, повторяю, былоосновой основ, исходным моментом, потому что несправедливый раздел породилобиду, которую сильный причинил слабому, и эта несправедливость, или лучшесказать, кража, была предусмотрена Природой, таким образом, Природа далачеловеку право воровать. С другой стороны, слабые мстят за себя, используя приэтом свою ловкость и сообразительность, чтобы вернуть то, что было взято у нихсилой, и здесь появляется обман — родной брат воровства и сын Природы. Если быворовство было противно Природе, она бы всех наделила равными физическими иумственными способностями; поскольку все люди сотворены равноправными, Природадолжна была позаботиться о том, чтобы каждому досталась равная доля в этоммире, и не допустила бы обогащения одного за счет другого. Будь так, воровствобыло бы невозможным. Но когда из рук своей созидательницы человек получаеттакие условия для жизни, которые с самого начала предполагают имущественноенеравенство и, следовательно, воровство, только невежды продолжаютупорствовать, считая, что Природа не хочет, чтобы люди воровали. Напротив, онанедвусмысленно говорит, что воровство ее главное установление, что она положилаего в основу всех животных инстинктов. Только благодаря бесконечному воровствувыживают животные, только постоянное посягательство на чужое обеспечивает ихсуществование. Как и когда пришло в голову человеку, который, в конце концов,тоже есть животное, что надо считать преступлением какое-то свойство,заложенное Природой в душу животных?

Когда были приняты первые законы, когда слабый согласилсяуступить часть своей независимости, чтобы сохранить остальное, главной заботойдля него стало, конечно, сохранение своего имущества, поэтому для того, чтобымирно наслаждаться тем немногим, что у него осталось, основной цельюпридуманных им законов он сделал защиту своего добра. Сильный принял этизаконы, хотя заранее знал, что не станет им подчиняться. Было установлено, чтокаждый человек имеет право безраздельно владеть наследственным имуществом, итот, кто посягал на это право, подвергался наказанию. Но в этом не было ничегоестественного, ничего, продиктованного Природой или внушенного ею; это былабессовестная выдумка людей, разделенных с тех пор на два класса: те, кто отдаетчетверть своего каравая, чтобы получить возможность без помех съесть ипереварить оставшуюся часть, и те, кто охотно принимает эту четверть и, зная,что можно в любой момент забрать остальное, соглашается со строгим порядком, ноне для того, чтобы охранить свой класс от посягательств другого, а для того,чтобы слабые не грабили друг друга и чтобы было сподручнее грабить их. Итак,воровство, освященное Природой, не исчезло с лица земли, перешло в другиеформы, когда его узаконили юридически. Судейские чиновники воруют, когда берутвзятки за то, что должны делать бесплатно. Священник ворует, взимая плату запосредничество между Богом и человеком. Торговец ворует, продавая свой мешоккартошки по цене в три раза выше того, что на самом деле стоит эта картошка.Сиятельные особы воруют, облагая своих подданных произвольными церковнымидесятинами, пошлинами, штрафами и налогами. Все эти виды грабежа были разрешеныи освящены от имени высшего права, и что же мы видим в результате? Мы видим,как люди на законных основаниях выступают против чего бы вы думали? —против самого естественного права всех, то есть против элементарного правакаждого человека, который, если у него нет денег, забирает их у того, когосчитает богаче себя. Этого человека называют преступником, и никто даже невспомнит, что единственные виновники его преступления — самые первые на землеграбители, о которых никто не скажет дурного слова, — только они несутответственность за то, что тот человек был вынужден взять оружие и силойвосстановить справедливость, попранную первым узурпатором. Тогда, еслиприведенные примеры можно назвать узурпацией, которая привела к нищете слабыхсозданий, вынужденное воровство последних правильнее будет считать непреступлением, а скорее следствием, неизбежно вытекающим из причины; и кольскоро вы согласны с причиной, какое вы имеете право карать следствие? Значит,наказывая воров, вы поступаете несправедливо. Скажем, вы толкнули локтем слугу,у которого в руках драгоценная ваза, ваза падает и разбивается, получается, чтовы не можете наказать его за неловкость, потому что ваш гнев должен бытьнаправлен на причину, то есть на самого себя. Когда доведенный до отчаяниякрестьянин, обреченный на бродяжничество непомерными налогами, которыми вы жеего и обложили, бросает свой плуг, берет в руки пистолет и идет на большуюдорогу грабить вас, вы можете наказать его — это ваше право, но в таком случаевы совершаете вопиющее беззаконие, ибо он не виноват, он — такая же жертва, кактот слуга: не подтолкни вы его, и он не разбил бы вазы, а раз вы его толкнули,нечего пенять на следствие. Таким образом, грабя вас, бедняга не совершаетникакого преступления — он просто хочет вернуть хотя бы часть того, что вы ивам подобные раньше у него отобрали. Он не делает ничего такого, что можноназвать неестественным, — он пытается восстановить равновесие, которое,как в царстве нравственности и морали, так и в физическом царстве, являетсявысшим законом Природы; поэтому для крестьянина естественно стать головорезом,и в этом его собственная справедливость. Но я хочу доказать совсем не это,впрочем, никаких доказательств здесь не требуется, и не нужны никакиеаргументы, чтобы продемонстрировать следующий факт: слабый человек делает небольше и не меньше того, что он должен делать, то есть хочет вернуть вещь,когда-то по праву принадлежавшую ему. Я же хочу убедить вас в том, что сильныйчеловек также не совершает преступления и не поступает несправедливо, когдастремится ограбить слабого. Мне хочется убедить вас именно в этом, потому что вданном случае речь идет обо мне, и я занимаюсь этим каждый день. Так вот,доказать сие довольно просто: воровство, совершаемое представителем сильногокласса, гораздо естественнее с точки зрения Природы и ее законов, чем воровствослабого, так как Природа не предусмотрела насилия слабого над сильным; такоенасилие может иметь место в рамках морали, но уж никак не в физическом смысле,поскольку, чтобы иметь возможность сделать кому бы , то ни было физическоенасилие, слабый должен обладать физической силой, которой у негопросто-напросто нет; иными словами, он должен обладать тем, что ему не дано,короче, в некотором смысле он должен плюнуть в лицо Природе. Законы нашеймудрой праматери гласят, что сила давит слабость, иначе на кой черт нужна этасила? Сильному, в отличие от слабого, нет необходимости маскироваться — онвсегда поступает сообразно своему характеру, а характер свой он получил отПрироды, и во всех его делах и поступках она отображается как в зеркале:угнетение, насилие, жестокость, тирания, несправедливость — все это проявленияхарактера, вложенного в человека той запретной силой, что дала ему жизнь наэтой земле. Стало быть, все это суть простые, непосредственные и потому чистыеэманации его сущности, такие же чистые, как та рука, что запечатлела в немименно эти свойства, а не другие, следовательно, осуществляя свои праваподавлять и угнетать слабого, раздевать и разорять его, он делает самоеестественное дело на земле. Если бы наша общая прародительница хотела равенства,о котором мечтают слабаки, если бы она хотела справедливого разделасобственности, почему же тогда она поделила людей на два класса: сильных ислабых? Разве, сортируя людей подобным образом, она не предельно ясно выразиласвои намерения, не показала, что различия между физическими способностямисоответствуют различиям в имущественном смысле? Ведь согласно ее замыслу левполучает целую долю, а мышь не получает ничего, это необходимо для достиженияравновесия, которое и есть единственный фундамент всей системы. Чтобы эторавновесие имело место в жизни, в естественной природной среде, люди не должнывмешиваться в него; равновесие в Природе мешает людям, по их разумению онопротиворечит великому закону жизни, а в глазах Природы является фундаментом, накотором покоится жизнь; причина такого разногласия в следующем: состояние,которое мы принимаем за нарушение мирового порядка, поскольку оно порождаетзло, напротив, восстанавливает порядок в универсальной системе. Скажем, сильныйтеряет все, что имел, и все согласны, что это непорядок. Слабый реагирует насвою обездоленность и грабит сильного — здесь весы уравновешиваются благодаряпреступлениям, необходимым для Природы. Поэтому не стоит останавливаться передтем, чтобы насиловать слабого, и не нам решать, как называется наш поступок —преступлением или благим делом, характеристику ему дает реакция слабого.Обдирая бедняков, лишая наследства сирот и вдов, мы просто законным образомреализуем права, данные нам Природой. Может, кто-то назовет это преступлением?Ха, ха! Единственное преступление заключается в том, чтобы не пользоватьсяданными человеку правами: нищий, брошенный судьбой нам на растерзание, —такая же пища для хищников, которым Природа покровительствует. Если сильныйвносит разлад в общую схему, когда грабит тех, кто лежит у его ног, то этотлежащий восстанавливает порядок тем, что начинает воровать у других: такимобразом, и сильный и слабый, оба служат Природе.