А дальше – сплошные взрывы. Скрежет рвущих воздух снарядов, грохот их ударов, мощнейшие взрывы, рёв горящего маневрового топлива и кислорода кораблей. На этом фоне крики погибающих людей просто были не слышны.

Как и их боевые кличи. От мощных взрывов укрытие Болана стало расползаться. Пришлось отходить, чтобы не быть раздавленным обломками.

Но когда Болан повернулся, взгляд его упёрся в исковерканное маленькое тельце в лопнувшем скафандре. Ребёнок. Совсем маленький – меньше метра. Судя по расположению тела – вылетел из шлюза от взрыва, пролетел по воздуху, как брошенный катапультой, и ударился в обломки позади Болана.

Ребёнок. Мародёры взяли с собой в налёт – ребёнка. Детей.

Уроды!

Это потрясло Болана. Сражаться с врагом он всегда готов. Убивать детей – нет.

Именно это потрясение и, соответственно, потеря внимания и концентрации чуть не стоили ему жизни. В эмоциях он бежал через обломки мимо трупов. И тут он нос к носу столкнулся с тремя бегущими мародёрами с окровавленными ртами, разинутыми в неслышимом крике. С горящими наркотическим безумием глазами.

Годы выучки не прошли даром – стрельчатый игольник Болана без отдачи послал веер трехплоскостных стрелок. Но и мародёры оказались ловкими ребятами. Их ружья ударили картечью. Только стрелы Болана легко пронзали скафандры мародёров, а подрывные заряды в донышке стрелок, разрушая стрелу в теле, превращали ту же стрелу – в картечь, которая с огромной силой и скоростью рвала плоть. А вот шарики дроби мародёров лишь отбросили Болана на опору. Один мародёр заваливался мешком – готов. Второй – разинув рот, тряс рукавом скафандра с перебитой у самого плеча рукой. А вот третий продолжал бить дробью в грудь Болана как молотом.

– Всё же тупые, – сплюнул слюну с кровью Болан на их тела, открыв шлем. Воздуха не хватало. Но и дышать было больно.

Надо было отсушать картечью Болану руки – там и броня тоньше, да и разоружило бы его это. Нет – долбил прямо в грудь, в самую толстую защиту. Стрелы порвали тело мародёра так, что вместо спины – фарш. И ещё одну стрелу в раненого, добивая – чтобы не отравлял кристальный воздух Стиры своим смрадом.

– Как ты? – спросил капитан пехоты, когда Болан выбежал на их цепь. Его ждали – его зелёную отметку капитан наблюдал всё это время на своей тактической схеме.

– Ничего! – ответил Болан, открывая шлем и вновь сплёвывая юшку. – Вот, броню мне обновили.

Капитан осмотрел царапины и вмятины на груди и боках Болана.

– Всю адаптацию сорвало, – сокрушался капитан. – Ладно, всё одно благодарю за помощь!

– Общее дело делаем, брат по оружию! Бывай! Пойду я, – ответил Болан и пошёл прочь от закипающей бойни.

Пехота проводила зачистку порта. Вторым эшелоном шли бойцы самообороны – как бывшие сотрудники по факту распущенного ДБ, так и бывшие «бандиты». Бойцы самообороны были экипированы в недавно полученные комплексы подавления мятежей, вооружены более мощными игольниками и усилены эффективными в городском бою шоковыми гранатами. Броня новых комплексов не дотягивала до уровня пехотных образцов, но уже внушала надежду, что выживешь в короткой и яростной перестрелке в упор, каких в таком типе боя будет достаточно.

В отличие от тонкого бронепластика патруля ДБ, здоровяк Бол Ван ту броню голым кулаком пробивал. Картечь бы она точно не сдержала.

Сверху стремительно спланировал, почти рухнул, спидер. Болан погрозил пальцем Асаре, садясь сзади неё, и воспользовался моментом лишний раз обнять девушку, пусть и закованную в броню.

– Не знал, что ты водишь спидер, – передал Болан по линии ближней связи.

– Ты многого обо мне не знаешь, Валан, – напряжённым голосом ответила Асара, маневрируя довольно отчаянно – спидер с перегрузкой неохотно набирал высоту. Всё же вес двух взрослых людей в боевой экипировке – это не вес пары подростков, решивших погонять наперегонки с ветром.

Болан не помнил, чтобы на Стире были зарегистрированы спидеры. С этим тотальным и избыточным, прямо болезненным пристрастием администрации к полной безопасности. А как только начались все безобразия, сотрудников администрации не видать и не слыхать. Штаб самообороны даже не принял этих деятелей в расчёт.

Как же разительна была разница во флотском управлении и гражданском! Как разные расы, разные народы! Если мер не будет принято… Может, обратно к Основателю попроситься? По урождению Болан имел право.

Но сам же испугавшись подобной мысли, Болан решительно изгнал подобные размышления прочь, а чтобы отвлечься, спросил у Асары – откуда спидер.

– Трофей! – ответила офицер связи. – С одного из кораблей. Спаскоманда доставила. Я и использую. У меня в детстве почти такой был.

– Спасатели вместо раненых собирают трофеи? – удивился Болан.

– Это всё Вадима влияние. У «арлекинов» же до сих пор внутрикорпоративная связь работает. Лишь чуть хуже каналов самообороны. Это он заставляет их… как же он сказал? Сейчас вспомню. А, «прибарахляться»! Вот! Вот они и тащат всё подряд. Даже орудия из точек ПМЗ вынимают. Не говоря уже о энергоячейках и проекторах щитов.

Болан хотел спросить – зачем? Но они уже прибыли. Но не к штабу самообороны, а к открытым воротам бокса ДБ, вокруг которых уже выросли кучи различного металлолома. Болан слез со спидера и решил спросить самого Вадима.

Но так и не спросил. Внутри был Верж, что сразу же замахал руками, подзывая и Болана, и Асару.

– Спаскоманды несут потери, – начал постановку задачи Верж. – Мародёры вызывают помощь, а потом – расстреливают спасателей. Штаб поручил нам решить эту проблему. Сразу говорю, что нам поручили потому, что мы уже успели прославиться нестандартным подходом к решению неразрешимых задач. Какие будут предложения?

– Забить, – пожал плечами Вадим.

Видя, что его никто не понял, Вадим поморщился, рукой махнул перед лицом (он до сих пор иногда жестами пытался управлять нейроинтерфейсом, хотя этого совсем не требовалось). Вадим сделал шаг вперёд и сказал:

– Я вообще не понимаю, зачем вы возитесь с этими калеками? Спасение утопающих – проблемы самих утопающих. Пох на них!

– Как так? – удивился Болан.

Асара фыркнула, пробормотав что-то, означающее эквивалент выражения «гражданский пиджак» на языке её родного мира. Рата ничего не сказала, но брови её взлетели высоко на лоб. Лишь лицо Вержа не изменилось. Бол Вана можно было не считать – он вообще был малоэмоционален, а сейчас он вообще решил проигнорировать совещание, тихо отступая малыми шагами, чтобы вернуться к работе.

Разговоры его раздражали, а работать ему было приятно. Нет, не сама работа ему нравилась, а то, что в результате его усилий что-то зримо и ощутимо – менялось. Особенно Ване нравилось, когда то, что было мёртво – оживало и начинало работать. От этого здоровяк испытывал особенное удовольствие, чувствуя себя Творцом. Потому Бол Ван самоустранился от совещания. Но уши его были открыты. В отличие от его рта.