форме рядом с председателем. Это были заместитель прокурора города, и сидевший с ним рядом и.о. начальника полиции города полковник Смольников. Я прислушался и вник, что говорил председатель.

— Товарищи депутаты, члены комиссии Укрепления правопорядка, сейчас мы должны рассмотреть, очень неприятный вопрос внутреннего характера, о разрешении проведения следствия по делу нашего депутата Соколова Николая Ивановича, и возбуждения против него уголовного дела. Прошу членов комиссии учесть в своих выступлениях, что по настоянию большинства депутатов, репортаж с этого заседания нашей комиссии транслируется в прямом телевизионном эфире. Поэтому прошу, так сказать, соблюдать корректность. Первым по этому вопросу выступит и.о. начальника полиции нашего города полковник Смольников. Вам слово, полковник.

— Товарищи депутаты, буду краток, поскольку суть этого вопроса была уже ранее доведена до вашего сведения в печатном виде. Депутат Соколов, рекомендованный вами и допущенный нами к совместной работе в полиции, самовольно, без получения на то разрешения от руководителя группы, вмешался в оперативные действия, на что не имел право, начал преследование подозреваемого, в результате чего им был убит иностранный гражданин. При этом Соколов применил оружие, выданное им только для личной обороны. Полагаю, это крайнее возмутительное преступление должно быть по всей форме расследовано, получить правовую оценку в суде, а виновный понести наказание. На этом у меня все.

— Спасибо, полковник Смольников. Заслушаем теперь по этому вопросу заместителя прокурора города. Прошу вас.

Заместитель прокурора города повторил все сказанное Смольниковым, и из нового добавил только следующее:

— Хочу сразу отмести возможные домыслы, что народный депутат защищен законом от любого задержания, следствия и суда. Это неверно. И данный случай с депутатом Соколовым тому пример. В законе наше страны ясно прописано, что в случае задержания депутата на месте преступления, с неоспоримыми уликами, он подлежит аресту, с последующим проведением дознания, следствия, и так далее, как обычный гражданин. Депутат Соколов был задержан на месте преступления с револьвером в руке, из которого и был убит иностранный гражданин. Поэтому прокуратура города в моем лице официально ходатайствует перед Заксобранием о снятии депутатской неприкосновенности с депутата Соколова, привлечении его к следствию по этому делу, и заключении его по суду под стражу.

После этого председатель предложил депутатам задавать вопросы обоим выступавшим, но, поскольку никто их не задал, выдержал долгую паузу и сказал:

— Теперь я попрошу депутата Соколова ответить на эти очень серьезные обвинения и высказать личное мнение о случившемся. Прошу вас, Николай Иванович.

Я встал и начал говорить, сначала очень неуверенно, но потом, как начал вспоминать все подробности, от заманивания к нам этого серийного убийцы и до выстрелов его в меня, стал все больше распаляться. Но более всего меня злило, что приходилось оправдываться, как будто я сделал что-то плохое и недостойное. Все бумаги, которые Смольников заранее представил депутатам, были насквозь лживы, все в них было подтасовано, перевернуто с ног на голову, по ним я действительно выходил злостным преступником. Поэтому я чувствовал, что любые мои слова кажутся им сейчас жалкой попыткой оправдаться, и было это не только оскорбительно для меня, но и бесполезно, по крайней мере, в этот раз и в такой обстановке. Вообще, для пользы дела, мне нужно было говорить спокойнее, рассудительнее, взывая к логике. Но меня возмущал сам этот факт, что приходится оправдываться из-за хорошего, на мой взгляд, поступка, когда все так очевидно: серийный убийца первым четырежды стрелял в меня, моя рука была перебита, а если я не задержал его, то остановил навечно, и этот нелюдь получил по заслугам. Когда я это говорил, то обращался к депутатам и смотрел только на них, перескакивая взглядом через двоих в форме. Но когда случайно всмотрелся в наглые и ухмыляющиеся глаза полковника Смольникова, меня прорвало.

— Полковник Смольников, вы вообще знаете законы нашей страны? Вы знаете, что такое необходимая оборона?

— Прекрасно все я знаю! — Смольников грубо прервал меня. — Однако, вы сейчас, Соколов, сидите среди нас, уверенный и наглый, а убитый вами иностранный гражданин лежит в морге. Кто из вас стрелял первым?

— Это вам скажет любой грамотный человек, прочитав заключение мед эксперта: человек с пулей в сердце никак не мог стрелять четыре раза подряд, да еще из разных мест и положений. Мог стрелять только первым, а потом уже получить пулю в сердце. Этого вам не достаточно? Вам, полицейскому со стажем, достигшему такого высокого положения! И это, несмотря на свой личный опыт — опыт преступника! — опыт «оборотня» в погонах, на счету которого вымогательства и многие убийства!

Когда я произнес последние слова, сразу краем глаза заметил, как все головы за столом дружно повернулись в мою сторону. Глазок телекамеры в конце стола тоже дрогнул и приподнялся — прямой телевизионный эфир оперативно переносил крупным планом мое лицо и голос в квартиры петербуржцев.

— Вы, Смольников, преступник! Рэкетир и убийца! Ваше место — не в кресле начальника полиции города, а в тюрьме! Я, как депутат, избранный гражданами Петербурга, обвиняю вас в преступлениях, совершенных вами пятнадцать лет назад.

Я взглянул на председателя и по изменившемуся его лицу понял, что он сейчас меня прервет, поэтому поторопился:

— Вы, Смольников, пятнадцать лет тому назад вымогали у предпринимателей сотни тысяч долларов, убивали со своими подручными всех, кто вам мешал или готов был дать показания и привлечь вас к ответственности. Вы недавний «оборотень в погонах», один из тех, кто навсегда замарал честь правоохранителей нашего города, и кто избежал правосудия, а теперь — неизвестно почему! — в двух шагах от занятия высшей должности в полиции нашего города. Только поэтому вы хотите посадить меня и заткнуть мне рот. Но вам это не удастся! Я обещаю вам — вы сядете в тюрьму раньше, чем сможете упечь туда меня. Против вас — свидетели и факты, у вас же — ложь и подлог…

— Достаточно, Николай Иванович! Достаточно! — привстал и прикрикнул председатель, но я еще не закончил:

— Как только у меня заживет рука, я сразу всем этим займусь. Вы понесете, полковник, заслуженную кару за свои преступления. Я вам обещаю это!

— Николай Иванович, хватит! Это выглядит как уличный скандал. Нас смотрит сейчас весь Санкт-Петербург. Так нельзя! Мы здесь укрепляем правопорядок, а не разбалтываем его! Я понимаю ваше состояние после ранения, но мы не можем тут начинать судить и оскорблять, кого бы то ни было.

Председатель сделал длинную паузу, и над столом повисла неловкая тишина. Никто не понимал, как реагировать на все это, и что можно после этого сказать или спросить. К моему удивлению, после паузы председатель добавил