из нее потекла. Короче, когда подошли сзади еще сотрудники, ничего другого не оставалось, как на поражение. Стреляли ему в затылок наискось, чтобы не задеть никого. Не задели, все нормально.

— Мертвый?

— Нет, живой еще был, в больницу повезли.

— Не в эту?

— Возможно, в эту самую, она лучшая. Может, еще встретишь его за столиком в столовой, если тут задержишься, — и мы с Седовым немного похохотали.

— Нет, с пулей в голове долго не живут. Что у тебя-то было?

— Да, ничего особенного, но только я никак не рассчитывал, что у Вали мог быть с собой пистолет. Промашку я выдал основательную. Откуда он у него, Сережа?

— «Макаров» с нехорошей историей, снят был с убитого сотрудника год назад. Успел твой клиент забежать к кому-то перед нашей встречей, разбираемся с этим. Машину его тоже нашли, взял ее в Эстонии напрокат в аэропорту. Все теперь установили, новую его польскую фамилию и прочее. Пригодится, особенно на суде, когда тебя судить начнут, — и мы с ним опять хохотнули, на этот раз невесело. — Не вешай голову, прорвемся, Коля! А ту сим-карту я уже вынул из телефона, сам верну ее на место, об этом и не думай. Никто не знает и никогда не узнает.

Больше всех я ждал к себе Алену, и она пришла, принесла мне букетик цветов и апельсины.

— Какой вы молодец, Николай! — сказала она мне вместо приветствия, и мне впервые стало легче на душе. Она была первой, кто мне это так просто сказал. Все-таки в глубине души у меня было неспокойно после убийства того человека, хотя и не совсем человека. А когда такое говорит женщина, все сомнения уходят.

— Вы похудели. И стали еще мужественнее.

— Мне нужно сказать спасибо?

— Как хотите.

— Спасибо.

— Вам тут хорошо? — она с сомнением взглянула на черные решетки на окнах.

— Очень хорошо. Я даже хочу тут подольше остаться. Нет, я серьезно. Дома меня никто не ждет, а тут регулярное питание, уход, компания опять же любопытная… Правда, потом могут отсюда больше не выпустить. Вы будете мне тогда приносить передачи?

— Обязательно. Какая-то ерунда с этим произошла… У вас же была необходимая оборона, безо всякого превышения! Любой юрист докажет! Просто какая-то глупость! Нет, лучше давайте говорить о чем-нибудь хорошем.

— Давайте. Можно о любви?

— Не знаю. Нет, не надо о любви.

— Остается только о плохом. Наш незнакомец больше никого не выпотрошил за это время?

— Нет. Или еще не нашли.

— Тогда будем ждать, делать нечего. Ну, и тема у нас для разговора, ничего другого не можем найти. Точно, как в прошлый раз на похоронах, опять не получается.

— Николай, мы должны обязательно его поймать. Я все время думаю об этом, все время жду, просто мучаюсь по ночам. Мне их так жалко! Женщин всех этих…

— Мне тоже жалко. А у вас еще и женская солидарность. Не надо вам представлять себя на их месте. С ума от этого можно сойти. Вы же никогда не будете на их месте, забудьте это, тут вероятность одна на миллион, или на десять миллионов, — опасней улицу переходить. Я его поймаю, обещаю, специально для вас поймаю.

— Я вовсе не за себя боюсь, я вообще боюсь. Но, знаете, я вам верю. Вы и психолог, наверно, лучше меня.

Так мы перекидывались с ней шуточками еще минут десять, пока не пришла медсестра с уколами антибиотиков. Алена встала и начала прощаться. Я очень хотел сказать ей на прощание что-нибудь нежное, но при медсестре это было уже неудобно.

В конце второй недели в мою палату вошли двое местных начальников в белых халатах, с ними мой «зеленый» юрист, и объявили, что мое содержание у них под стражей заканчивается, мной теперь займутся другие правоохранители, и я свободен. Но я как-то уже привык к своей койке и палате, кроме того, мне больно было трясти свое сломанные кости и переезжать куда-то в другую больницу. Я чувствовал, что мне нужен какой-то уход и бытовая помощь, поэтому попросил оставить меня тут еще на несколько дней. Необычная для них была эта просьба, совсем не по правилам, сразу они не ответили, но, в конечном счете, я тут задержался еще на неделю.

Когда я выходил из больницы, мое плечо было свинчено на пластине, рука держалась выше локтя на стальной спице, оба моих перелома укрывал гипсовый панцирь, прижатый к груди ременным фиксатором. Тем не менее, я чувствовал себя неплохо. Хотя каждую ночь ныли и болели переломанные кости, и пальцы на руке нормально не сгибались, но общая вялость, обычная при болезнях, уже проходила. Поэтому как-то утром я оделся, собрался, подписал нужные бумаги, получил пропуск на выход за тюремную охрану, вызвал из проходной такси и вернулся к себе домой.

19. Прямой эфир

Через несколько дней покой моей домашней жизни, весьма затруднительной при больной руке, был прерван звонком из секретариата Заксобрания. Милая девушка сообщила, что назначен день предварительного рассмотрения моего дела по инциденту, повлекшему смерть иностранного гражданина. Будет рассмотрен запрос прокуратуры о начале следствия и о возбуждении против меня уголовного дела. Мое присутствие на заседании комиссии, принимая во внимание, что я нахожусь еще на больничном листе, не обязательно, но крайне желательно. Комиссия будет обсуждать представление полиции и прокуратуры о случившемся, чтобы рекомендовать общему собранию депутатов дать свое согласие на возбуждение против меня уголовного дела и на проведение следствия, или, наоборот, отклонить ходатайство прокуратуры.

Я ответил девушке, что, конечно, обязательно буду присутствовать на этом заседании. Мне не нужно было придумывать, что скажу депутатам комиссии, я все давно решил еще в больнице. Я был во всем прав, а это главное, и мне подобало не защищаться, а нападать. С утра перед заседанием я специально не принимал болеутоляющих лекарств, чтобы не замутнить себе голову, но все-таки немного нервничал, и у меня сильно разболелось плечо.

На заседание я приехал много позже, когда уже заканчивался очередной доклад полиции о положении в городе, и его обсуждение депутатами. Этого я слушать не хотел, тем более вникать и обсуждать — я еще не отошел от событий минувших недель. Мое персональное дело по повестке дня должно было рассматриваться в «разном». Поэтому я еще немного посидел в коридоре и зашел в зал только когда председатель объявил это «разное».

Стараясь не привлекать к себе внимание, я прошел в конец длинного стола, занял свободное место и осмотрел присутствующих. Сразу бросились в глаза двое в полной представительной