Записано, что лишь принц Амбера может свободно перемещатьсяв Тени. Зато он способен вести за собой или направлять стольких соратников,сколько пожелает. Мы все-таки шли вперед, несмотря на потери. О Тени я могусказать только одно: есть Материя и есть ее Тень; в этом — суть всего. ЦарствоМатерии — лишь Амбер, реальный город на реальной Земле, в котором собрано все,что было, есть и будет. Царство Теней — бесконечность, в Тени существует любаявозможность, будучи Тенью чего-то реального. Амбер самим своим существованиемотбрасывает тени во все стороны бытия. А что есть за пределами его — кто знает?Тень простирается от Амбера до Хаоса, и в ней возможно все.

Существуют три способа преодолеть Тень, и все три оченьтрудны.

Принц или принцесса Амбера может спокойно странствовать в Тени,заставляя свое окружение меняться в соответствии с собственными желаниями, иостановиться, найдя нужное место. Это место, мир Тени, становился полностьютвоим (если исключить вторжения близких родственников), и ты можешь делать внем все что угодно. В подобном мире я и провел несколько столетий.

Второй способ — карты, созданные Дворкином, Мастером Черты.Он нарисовал членов королевской семьи Амбера так, чтобы они могли в любоймомент связываться между собой. Дворкин был художником старой школы, и для негоне существовало правил пространства и перспективы. Меня никогда не оставлялоподозрение, что наши семейные Козыри, позволяющие достичь любого, где бы он нибыл, использовались далеко не в полном соответствии с замыслом автора.

Третий способ — Образ, также созданный Дворкином. Его моглипройти лишь члены королевской семьи. Ступивший в Образ вписывал себя в общийрасклад карт, а прошедший его до конца обретал способность странствовать вТени.

Карты и Образ были созданы для мгновенного перемещения изМатерии в Тень. Иной способ, непосредственное странствие, был потруднее.

Я понимал теперь, что делал Рэндом, когда мы с нимпереносились в настоящий мир: постоянно менял окружающую нас действительность всоответствии со своими представлениями об Амбере, отсекая то, что с ними невязалось. И когда все наконец встало на свои места, он догадался, что мыпересекли невидимую границу. Никаких фокусов: всякий, имей он знание, моготыскать «свой» Амбер. Даже теперь, и я и Блейз могли отыскать Тени Амбера, гдеправили бы мы сами — и провести остаток вечности, наслаждаясь такой жизнью.Только для нас это не подходило. Ибо для нас не было иного Амбера, кроме того,где мы родились, города истинного, дарующего форму остальным городам.

Именно поэтому мы и избрали самый трудный способпроникновения в Амбер, поход сквозь Тень, и повели свои войска на его штурм. Настоль длительном пути легко можно было воздвигнуть любые препятствия для нас,обладай кто-то достаточной силой и властью, присущей принцам королевской крови.Именно так и поступил Эрик. И мы вынуждены были, теряя людей, преодолевать этибесчисленные препятствия. Чем кончится наш поход, ни я, ни Блейз не знали.

Но если Эрик действительно станет королем Амбера, такаяреальность немедленно отразится на всей Тени.

Каждый из еще остававшихся в живых братьев, принцев Амбера,полагал, что будет гораздо лучше — разумеется, каждый судил со своейколокольни! — если трона добьется именно он. И пусть в Тени творится чтоугодно.

Мы разминулись с призрачными флотом — то были корабли Джерарда,этакие «летучие голландцы» различных миров. Выходит, наша цель недалеко —призраки кораблей тому свидетельство.

На восьмой день плавания мы почти достигли границ Амбера. Ивот тут-то разразился ужасный шторм.

Море стало черным, низко над головой клубились тучи. Потомветер вдруг стих, и паруса бессильно повисли на реях. Синий диск солнцасовершенно исчез. Я понял, что Эрик наконец обнаружил нас.

Тогда поднялся шквал, который, словно живое существо, всейсвоей силой обрушился на мой корабль.

Нас кидало и швыряло во все стороны. Ветер выл и свистел вснастях, яростно рвал их в клочья. Волны били в борт с такой силой, что корабльсотрясался от киля до клотика, как игральные кости в кулаке гиганта. Палубузаливало водой — чудовищные волны перекатывались через нее. Из низких тучхлестали потоки дождя. Небо совсем почернело, ливень сменился дождем со снегом.Во мраке сверкали гигантские молнии, напоминавшие веревки в чудовищномкукольном театре, за которые дергает громовержец-кукольник. Мне пришлось привязатьсяк мачте, чтобы не смыло за борт. Эрик, словно свору псов, выпустил на нас всестихии.

Час, два, три, четыре… Конца шторму не было видно. Пятьчасов все бушевало вокруг. Сколько еще?

Потом я услышал какой-то звон, скрежет и увидел Блейза —словно на противоположном конце серого туннеля.

— Что случилось? — спросил он. — Никак было ктебе не пробиться…

— Жизнь полна неожиданностей, — ответил я. —И вот как раз одна из них.

— Буря?

— Да еще какая! Прабабушка всех бурь. А еще я вижунекое чудовище. Если у него есть хоть какие-то мозги, оно непременнопостарается протаранить флагманский корабль. Ага, эта тварь как раз нырнула!

— У нас только что было то же самое.

— Что, буря или чудовище?

— Буря. Две сотни погибших.

— Не падай духом. Держись! Свяжемся позднее, ладно?

Блейз кивнул, и я увидел сверкание молний у него за спиной.

— Эрик, кажется, нас вычислил, — сказал он иисчез.

Да, Эрик, безусловно, нас вычислил.

Прошло еще целых три часа, прежде чем шторм начал понемногустихать. Лишь позднее я узнал, что в тот день мы потеряли половину флота. Намоем корабле из ста двадцати человек команды погибло сорок.

После шторма опять пошел сильный дождь. Но мы все жедостигли вод, в глубинах которых скрывалась Ребма.

Я достал колоду и извлек карту с изображением Рэндома.Поняв, кто его вызывает, он сразу же сказал:

— Уходите отсюда немедленно.

Я спросил почему.

— Потому что — таково мнение Ллевеллы — Эрик как разтеперь в состоянии вас уничтожить. Она советует вам пока отступить и переждать.Когда он снова несколько расслабится — скажем, через год, — вы можетепредпринять очередную попытку.

— Очень жаль, — покачал я головой, — но ужепоздно. Слишком много уже было жертв и слишком далеко мы забрались. Мы либорешим этот вопрос сейчас, либо никогда!

Рэндом пожал плечами. На лице его было написано: «А что явам говорил?»

— И все же почему Ллевелла считает именно так? —спросил я.