Но атака уже выдыхалась. Руки больше несновали в темноте, бесстыдные пальцы больше не царапали, отыскивая плоть. Онпонял, что эти одичавшие существа слишком слабы и могут реагировать только нато, что происходит рядом. Они были возбуждены стражниками и поэтому напали –слепо, бездумно – на людей, появившихся в их аду. Однако их интерес уже угас, иони отступили. Они не знали, день сейчас или ночь, они просто существовали –стонали, завывали, разговаривали друг с другом, болтали, извивались, шуршали,издавали зловоние.

– Уилл, – прошептал Мельхиор, – эти люди,должно быть, приговорены.

– К смерти? Это, пожалуй, было бы спасительнымизбавлением. А если их просто заперли здесь, чтобы они гнили в этой яме?Спокойствие, Уилл Адамс. Спокойствие. Так сказала Едогими. Прекраснейшаяженщина в Японии. Неправда. Как мечтал он об этой груди! Но ещё больше об этойчистоте, об этой возвышенности. Знала ли Пинто Магдалина, куда их ведут?Неважно; теперь она уже наверняка узнала. Будет ли ей всё равно? Поймёт ли онаэтот ужас, прожив всю свою жизнь наверху, в блистающем свете? Сможет ли она изахочет ли взглянуть на него снова иначе, чем как на кусок зловонного мяса?Будет ли у неё такая возможность?

– Уилл? – позвал Мельхиор. – Ты не спишь?

– Нет. – Но как он устал! Как обессилел! Былотакое ощущение, словно он не спал всю жизнь.

– Я должен уснуть, Уилл. Но я боюсь за нашижизни.

– Спи, Мельхиор. Я посторожу, а потом ты менясменишь. Хотя, по его мнению, особенно опасаться было нечего. Он ничего невидел в темноте даже теперь, когда глаза привыкли к ней. Он едва различал своюладонь перед самым лицом, так что остальные заключённые вряд ли имели в этомпреимущество. Нападение будет означать лишь непристойную суету ищущих рук, нопри первом же прикосновении он сразу очнётся и сможет дать отпор.

Он закрыл глаза. Голова начала клониться ивскоре погрузилась в мягкое тепло этих грудей, скользнула ниже, к длинным,сильным ногам. У Мэри были такие ноги. Мэри Магдалина. Мария Магдалина…

Резкий скрежет разбудил их. И не только их.Это дикое завывание, хныканье раздавалось отовсюду. Теперь он испугался его.Теперь он увидел, слишком хорошо увидел, что представляли собой его товарищи понесчастью. Настало время раздачи пищи. Он не осознавал, который теперь час.Никогда ему этого больше не понять. Но люк поднялся, и внутрь втолкнули огромныйкотёл с рисом. В короткую секунду, прежде чем он захлопнулся снова, Уиллразглядел голые тела, сочащиеся гноем язвы, стекающую из углов рта слюну,непристойно возбуждённую плоть людей, которые перестали быть людьми.

Они не стали есть, Мельхиор и он. Голодны,конечно, но ринуться в эту людскую клоаку, не зная, чего коснёшься в темноте,что может коснуться тебя, – это было немыслимо. Так что лучше уж сидеть наместе и умереть с голоду. Но даже эта мысль приводила в ужас. Потому что вкраткую секунду света окружающие разглядели их. И вспомнили о своём поражениипрошлой ночью. Они знали, что им, даже дюжиной, не справиться с двумя молодымисильными мужчинами. Но голод принесёт с собою слабость. Даже просто заключениездесь ослабит их, и довольно быстро. И как им тогда сопротивляться этим ищущимпальцам?

А какого ещё несчастья теперь ждать? Котёлриса приносили не так давно, и другой еды, скорее всего, не будет.

Крышка люка снова звякнула, древки копийринулись внутрь, нанося удары по костям, пальцам, отгоняя завывающих призраковвнутрь, в темноту.

– Уилл Адамс! – раздался голос Косукэ но-Сукэ.– Бери своего товарища и выбирайся. Быстро! Но подай голос, когда приблизишьсяк выходу.

– Мельхиор! – Уилл растолкал друга. – Идём,парень. – Он пополз к выходу, продираясь сквозь груду ужасных тел. – Эй,господин Косукэ, мы выходим! Не останавливайся, Мельхиор.

Он бросился в отверстие люка, вывалился вмерцающий свет факела, кинулся через проход и рухнул у противоположной стены.Он видел, как из люка выбрался Мельхиор, а за ним показались двое их бывшихсокамерников. Но их тут же затолкали обратно ударами копий. На площадкеостались шестеро стражников и Сукэ. Крышка люка захлопнулась.

– Идёмте, друзья, – сказал Сукэ. – Скорееуйдём из этого места.

– Боже мой, господин Косукэ! – Уилл помогМельхиору подняться. – Неужели все японские тюрьмы такие?

– Нет, Уилл Адамс, обычные преступники сидят вдругих тюрьмах. Вы же побывали в аду.

– Об этом мы уже догадались. – Он двинулсявслед за другом, ибо теперь уже был уверен в расположении этого человека.

Они начали подниматься по каменной лестнице.

– Это не тот ад, что у португальцев, УиллАдамс. Это название камеры. На нашем языке – гокуя.

– Но в Бунго нам говорили, что единственноенаказание для преступников в Японии – это смерть.

– Действительно, – согласился Сукэ. – Но этилюди не подвергаются наказанию. Они лишь ожидают суда. Их подозревают – и небез оснований – в совершении грабежей. Но так как они всегда убивали своихжертв, то никаких свидетелей нет. Было бы несправедливо осуждать человека безвсяких доказательств, поэтому их поместили в гокуя до тех пор, пока они несознаются. Они уже некоторое время просидели там.

– А если они не признаются? Будут гнить тамвечно? Да, в каждой стране существуют совершенно различные представления оправосудии.

– Конечно, они должны оставаться там до техпор, пока не сознаются. Или пока их друзья не докажут их невиновность. Мнежаль, что тебе пришлось страдать вместе с ними. Такова была воля господинаИеясу. Он не поверил твоей замечательной истории и поэтому рассердился. Носегодня утром мне удалось вновь заинтересовать его твоими морскими картами иубедить, что всё тобой рассказанное вполне может быть правдой. В результате онрешил более глубоко изучить это дело. Так что вот твоя новая камера. Еёназывают роя, то есть клетка. Здесь тебе будет удобней.

Вход, конечно, был забран толстыми железнымипрутьями, и, по расчётам Уилла, они ещё не достигли первого этажа дворца.Однако сама комната была большой, а воздух – чистым и свежим. В стене имелосьокошко, тоже забранное решёткой; в него виднелись часть стены внутреннейцитадели, ров и следующий оборонительный вал.

– Господин Косукэ, это настоящий дворец посравнению с той камерой.

Сукэ поклонился.

– Даже это, надеюсь, скоро станет лишьнеприятным воспоминанием, Уилл Адамс. Думаю, сейчас вы захотите помыться ивычистить свою одежду. Я пришлю людей.

– Поесть, Уилл, – взмолился Мельхиор. –Попроси, чтобы нам дали поесть.