Всё произошло на моих глазах. Арчил был убит. Черезнесколько месяцев я стал одним из самых влиятельных цеховиков, несмотря на свойвозраст. И моим адвокатом был Исаак Либерман. Уже потом мы начали открыватьпервые кооперативы, стали переводить деньги по пустым авизо и торговать всем,чем можно торговать. Всё это было потом. А тогда моя трусость, нерешительность,моё колебание и моё предательство сделали меня богатым человеком. И убили моегокомпаньона. Нет, конечно, я его сам не убивал. Но я и сейчас считаю себя егоубийцей. Ведь я мог его предупредить, он мог уйти через черный ход. Или вообщене выходить из квартиры. У него была хорошая железная дверь. Они бы не решилисьеё ломать при соседях.

Дебольский замолк. Было видно, что последние слова давалисьему с очень большим напряжением воли. Внезапно он как-то странно рассмеялся.Затем сказал жалобным тоном:

– Сам не понимаю, что со мной происходит. Почему я вдругрешил вам обо всём рассказать? Честное слово, не понимаю.

Мы переглянулись с Ибрагимом. «Вечный молчальник» Дебольскийзаговорил. И как заговорил, рассказав нам об известном убийстве грузинскогокриминального авторитета, о котором писали и говорили почти во всех городахбывшего Советского Союза. Погибший был очень известным и феноменально богатымчеловеком. Говорили, что если бы его взяли живым и он заговорил, то полетели быголовы многих партийных чиновников. И я думаю, что это не было преувеличением.

Дебольский рассказал нам такую историю. Мне стало его дажежалко. Я вытер набегавшую слезу. И неожиданно для себя вдруг сказал:

– Сегодня всем нужно говорить правду. Я тоже хочу рассказатьвам свою историю.

Честное слово, я не хотел ничего говорить. Но моя исповедьлилась против моей воли, словно меня заставляли говорить. Я дважды пыталсяостановиться, но у меня ничего не получалось. Где-то в глубинах своего разума японимал, что болтаю лишнее. Что вообще нельзя говорить на такие темы, что этоглупо и опасно. Но я все равно продолжал говорить даже против своей воли. Вэтот момент у меня не было воли. В эту ночь мне тоже хотелось высказаться.

Я рассказал о том, как обманул двух компаньонов ещё в началедевяностых. Рассказал о том, как все время обманывал своих партнеров во времясовместных сделок. Подробно поведал об операции с закупкой сахара. В тотмомент, когда в стране почти не было валюты, мы заставили правительство купитьнаш товар по завышенной цене. Я говорил и говорил не останавливаясь. А потом яперешел к самой неприятной истории, о которой все время думал в этой поездке.Даже в эту секунду я не понял, что нужно остановиться. Вернее, чувствовал, чтонужно замолчать, но уже не мог умолкнуть. С того момента, как я пригласил Юлиюи мы выяснили, что они знакомы с Феликсом, я всё время думал об этом. И былубежден, что Феликс строит нам козни, пытаясь удалить меня из группы, именнопоэтому. Я был уверен, что он знает мою самую неприятную тайну, о которой я нехотел даже вспоминать. И уже тем более говорить о ней посторонним. Я бы никогдане рассказал об этой тайне ни Ибрагиму, ни Леонтию Яковлевичу. Я бы в жизни непроговорился перед Юлией, чтобы не позорить себя подобным фактом моейбиографии. И уже тем более я не стал бы никогда говорить об этом рядом сФеликсом. Но в эту ночь и в этой долине я был в таком состоянии, то меня уженичего не могло остановить. И я продолжал говорить.

– Самое неприятное, что я сделал в своей жизни, это обманулсвоего друга, попытавшись переспать с его женой, – у меня даже язык с трудомповорачивался, но я продолжал говорить, словно кто-то специально давил на моюволю.

Феликс поднял голову, глядя на меня. Даже Дебольский, несовсем понимая, что происходит, как-то предостерегающе поднял руку. Он тоже былв похожем состоянии, но понимал, что такие вещи нельзя говорить рядом с мужемженщины, с которой ты встречался.

– Это случилось в прошлом году, – мучительно выдавил я изсебя, – мне так не хочется об этом вспоминать. Ужасно стыдно, что это произошлоименно со мной. Тогда мы вместе выехали в Канны на вечеринку, которую устраивалСазонов. Вы наверно помните, это было в августе. Феликса срочно позвали вЛондон, и он улетел. А мы все остались в Каннах. Вечером я оказался за однимстолом с Альбиной. Я даже не знаю, как это получилось. Вино, виски, разныекоктейли. Мы оба были немного пьяны. Но вы знаете Альбину, она очень смелаяженщина. Потом мы вместе упали в бассейн, прямо в одежде. Я испортил свой новыйсмокинг, и мы отправились переодеваться. Нам было смешно и весело. Альбинавообще никогда не была ханжой, всегда любила общество мужчин. Но в этот вечермы рассказывали что-то смешное и оба хохотали. А потом всё получилось как-тоспонтанно. Мы переодевались и неожиданно оказались вместе. Честное слово, я досих пор не совсем понимаю, как это произошло. Я ведь никогда не делал ничегоподобного. Но внезапно мы оказались вместе с Альбиной.

Я продолжал говорить и видел, как привстал Феликс, какнахмурился Леонтий, как возмущенно фыркнула Юлия, как удивленно смотрел на меняИбрагим. Нужно было наконец остановиться, но я не мог.

– Мы были пьяны, и я бы ничего не запомнил, – продолжал якаким-то равнодушным голосом, хотя впору было уже плакать и хвататься заголову. Если учесть, что Ибрагим только сейчас рассказал нам, как нужнопоступать с негодяем, посмевшим покушаться на чужую жену, мой рассказ долженбыл вызвать у всех адекватную реакцию. Но я все равно продолжал говорить.

– Мы были вместе, когда появился какой-то парень, – мне дажесейчас страшно писать о том, как я говорил. Но, честное слово, я всё этоговорил. И говорил в присутствии Феликса. – Этот парень работал официантом вбаре. Он был итальянец, высокий, стройный, очень красивый. И Альбина спросиламеня, не стану ли я возражать против его присутствия. Я был такой пьяный, чтоне очень возражал. Но у нас ещё не было секса, мы только целовались, хотя ибыли обнаженные. Можете себе представить, что он улегся с нами в постель.По-моему, он ласкал нас по очереди, сначала меня, а потом и её. Или наоборот. Яточно не вспомню. Мы с ней даже не прикасались друг к другу. А он получалудовольствие, доставляя удовольствие и нам. Нет, я не стал гомосексуалистом,если вы подумали об этом. Но впервые в жизни в моей постели был мужчина,который занимался со мной не совсем традиционным сексом. Дальше не хочу дажеговорить. Потом он ушел, а мы заснули и проснулись только утром.

Феликс сидел словно оглушенный. Хотя я думаю, что онподозревал нечто подобное. И, конечно, я немного приврал. Мы прикасались друг кдругу, помогая этому парню. Но я имел в виду совсем другое. В этой долиненельзя было говорить неправду. Я бы не сумел соврать, даже если бы захотел. Яимел в виду нечто другое, хотя не до конца был в этом уверен. Все были пораженыстепенью моей откровенности. Откуда нам было знать, что перебродивший сокаланг-аланга вместе с каплями анчара сделает нас такими раскрепощенными исвободными. Откуда нам было знать, что это почти наркотик, который употреблял инаш проводник, неподвижно сидевший недалеко от нас и прислонившийся к дереву.