затянувшуюся паузу Зарубин. — Живы будем — разберемся и с загадками, и с таинственными происшествиями, да и со всем остальным тоже. А не мы, так другой кто все равно все эти узелки распутает. И окажется тогда — все было просто и понятно.

— Или наоборот, — не согласился Михаил.

— Или наоборот, — подумав, кивнул Зарубин. — Мне бы только свой узелок распутать. Или разрубить.

— Риску много, — сказал Василий. — Чуть не так, и вся твоя задумка накроется. Давай все-таки подстрахую?

— «Не так» исключается. Все до сантиметра рассчитано. А страховать начнешь, именно на этом сантиметре расслабуха случится. Так что… Скорей всего, вы тоже скучать не будете. Шабалин без страховки не работает. Да и Чикин не дурак. Наверняка гости пожалуют.

— До моего личного соображения — ну никак! Никак, и все! Хоть снова в психушку с умными людьми посоветоваться. За что они вас, Роман Викентьевич, убивать будут? Вы тут ни одному человеку плохого не сделали. Даже моя Катерина вас уважает, а она, кроме своей задницы, вообще ничего уважать не понимает. Да еще дочка с вами находится, как они считать будут. У последнего волчары рука не должна подняться. Рядом живут, одним кислородом дышат. Тайга, река, небо, вечера лучезарные — живи и радуйся, что живешь. Не осмыслю, откуда в человеке столько злобы берется? У вас какие на этот счет соображения? — повернулся Михаил к отцу Андрею. — Должно так быть или не должно?

— Не должно, — сказал отец Андрей, глядя в глаза Зарубину. — Но есть. Почему вы уверены, что они нападут на вас именно в этом месте?

— Легко будет свалить на несчастный случай. Не справился с управлением, машина сорвалась с обрыва. Внизу камни, река. Более удобного места на ближайшие километров сто нет. И дорог других нет.

— А если начнут стрелять?

— Не начнут. Следы останутся, следствие закрутится. Им это пока ни к чему. Им это вообще ни к чему. Так что без вариантов — устроят несчастный случай.

— Много риску. Много, много, — мрачно пробормотал Василий. — Давай все-таки переиграем?

— Не стоит. Я эту японскую «коломбину» с правосторонним рулем специально пригнал. И место будущей аварии досконально изучил. Сегодняшняя видимость ремонта — для них неопровержимое доказательство. На данном этапе неожиданностей не будет, гарантирую.

— Если все путем, где встречаемся? — спросил Василий.

— Если все путем, встречаться пока не будем. Пусть голову поломают. А мы тем временем другие узелки попробуем распутать.

Аграфена Иннокентьевна и отец Андрей остаются за хозяев. Временно, если все путем, навсегда, если что-нибудь не так. А «не так» быть не должно. Ни в коем случае. Чего и всем остальным желаю.

Он подошел к отцу Андрею.

— Благословите.

Отец Андрей стоял перед ним в тяжелой задумчивости. Все напряженно смотрели на него, словно от этого благословления зависел благоприятный исход предстоящих событий. Наконец он с трудом поднял руку.

— Благословляю на праведное и справедливое. В противном случае разделю вашу вину перед Господом. Он прозреет праведных и виноватых. Будет на все Его воля.

— Спасибо, — склонил голову Зарубин. — Теперь уверен — все будет хорошо.

Он вскинул на плечо туго набитую сумку, взял свой карабин и вышел.

* * *

Даже опытный шофер из местных посчитает делом безнадежным, опасным, чреватым неминуемой аварией ехать ночью по разбитой таежной дороге на старенькой иномарке, для которой и асфальт наших районных городков — испытание почти смертельное. Свет фар метался из стороны в сторону, сверху вниз, снизу вверх, выхватывая из темноты то пыльные стволы придорожных сосен, то вихляющую колею, то покореженное пространство вырубки, густо поросшее тревожно краснеющим кипреем. За карьером дорога потянулась по низине, вдоль берега. Воздух здесь сырой, темнота гуще, кусты ивняка вплотную к колее. Если потушить фары, машину не разглядишь даже с близкого расстояния.

Зарубин заглушил мотор, вышел из кабины, прислушался. Вокруг повисла неестественная даже для глубокой ночи тишина. Ни ветерка, ни всплеска совсем недалекой реки. Здесь он легко снял дверку кабины со стороны шоферского места и забросил ее далеко в кусты. Сел за руль, прикоснулся рукой, словно проверяя, к ложу карабина, лежавшего на сиденье рядом с сумкой, перекрестился и повернул ключ зажигания.

Скоро дорога круто пошла на подъем. Справа, внизу обозначилась чуть серебрившаяся река, слева фары выхватывали из темноты серо-рыжие скалы прижима.

* * *

Шофер, сидевший в кабине КамАЗа, подтолкнул задремавшего Кандея:

— Сукой буду — они!

КамАЗ притулился на небольшой площадке за соснами, чуть дальше того места, где заканчивался подъем, за которым дорога километра полтора тянулась по краю обрыва, скалистый склон которого ниспадал прямо в темную воду реки, в этом месте особенно неспокойной и глубокой.

Кандей выглянул из кабины и увидел далеко внизу на дороге свет фар. Скоро стал слышен надсадный рев мотора идущей на подъем машины.

— Заводи! — приказал он шоферу.

Заурчал мотор.

— Все усек? — угрожающе спросил Кандей. Повторять не надо?

— Не боись, сделаем, как Шуриков. Были Шурики, стали жмурики.

— Какие Шурики? — не понял Кандей.

— Операция «Ы». Кино такое…

Подъем кончился и Зарубин остановил машину. Где-то здесь его должны были ждать. Только отсюда можно было разглядеть идущую на подъем машину.

— Чего это он? — шепотом удивился шофер. — Мотор, что ль, сдох? Этим япошкам только по нашим таежным асфальтам шишки на кардан наматывать. Давай прямо сейчас? По газам — и ваши не пляшут.

— Заткнись! — Кандей поднес кулак к носу шофера. — А то сам запляшешь. Все строго по плану. Понял?

— Дед бабку тоже по плану дрючил.

— Ну? — заинтересовался Кандей, не отрывая глаз от машины Зарубина.

— Раз в год.

— И чего?

— Бабка с планом не согласная была. К другому деду ушла.

Зарубин выключил мотор и прислушался. Стало отчетливо слышно недалекое урчание КамАЗа.

— Ясненько…

Машина, взревев мотором, рванулась с места.

— Давай, мать твою! — зарычал Кандей на шофера, который, включив скорость, уже выворачивал на дорогу. — Не догонишь, убью!

Он высунулся из кабины, чтобы