Хотя я настоятельно рекомендую всем прочесть великолепный текст самого Тауваи, я кратко изложу, что, как он описывает, происходит дальше. Сокращая рассказ Тауваи, я отмечу, что он не хотел бы, чтобы его целенаправленное изложение знаний своего народа воспринималось как нечто застывшее и (как он сам на это указывает) как некая реплика, копирующая традиционный способ обучения религии. Рассказанное им богатое и текучее повествование устроено сложно, преисполнено гибкостью и изобилует возможностями. И хотя Тауваи находит ему новое применение, тот факт, что он обращается к местному знанию для решения насущной задачи, полностью соответствует традиции: объяснения древних всегда рассказывают в связи с конкретными сиюминутными проблемами или потребностями. Тем самым он приглашает нас к тому, чтобы научиться и показать в ответ наши приобретенные знания.

Вернемся к пересказу Тауваи (который сам пересказывает Арнольда Рида)[41]: по прошествии долгих эпох, когда космос медленно превращался в сообщество, все более походя на реальность нашего опыта, на пространство, в котором одновременно происходят самые значительные и самые интимные драмы жизни, среди мириад участников были Папа и Ранги. В любовных ласках они прижимались друг к другу. Дети, рожденные этой страстью, пребывали между телами родителей, в темноте, скрюченные – они желали простора, но едва ли могли даже вообразить себе возможность расти или хотя бы распрямиться. Со временем, несмотря на споры в семье, один из детей предпринимает титаническую попытку оттолкнуть Ранги от Папа, тем самым меняя их отношение друг к другу и ко всему живому. Ранги получает имя Ранги нуи – Отец Небо, а Папа становится Папа туануку – Мать Земля. Этот труд берет на себя Тане, который станет деревьями и птицами, божеством лесов и министром леса в космическом парламенте. Благодаря его усилиям продолжается эволюционное расширение пространства и распространение жизненного потенциала. Генеалогия продолжается. Aroha (любовь, симпатия) сохраняется – как между Небом и Землей, так и между родителями и их детьми. Ароха наполняет расширяющиеся пространства между множеством тех, кто теперь может процветать. Пространства между личностями, местами и моментами времени теперь всегда наполнены актами взаимодействия разной степени близости, поскольку «пространство» никогда не бывает пустым, но всегда является посредником движения, контакта и существования.

Это краткое изложение того, как вещи стали такими, каковы они есть, важно не только само по себе, но как основание знания, принятия решений и диалога. Определяя «цель религиозной деятельности», Тауваи обращается к деревьям, поскольку Тане является не только министром леса, но и самым высоким деревом в лесу. Тане – будучи и деревом, и лесом – продолжает отталкивать Небо от Земли, поддерживая пространство, задавая место своей высотой. Что же происходит, когда кто-то рубит дерево? Если дерево – это Тане, который отделяет, который создает пространство, чье действие делает возможным все прочие действия, что произойдет, если его устранить? Не поставит ли это под угрозу космический процесс расширения и дифференциации (для которого образцом и началом служит отделение Земли и Неба)? Это не только еще одна причина просить разрешения и умиротворения всех участников. Ритуалы в такой ситуации могут оповестить более могущественных участников о необходимости сохранять отделение Неба и Земли (любовное отношение, оставляющее потомкам место для жизни). Религиозные действия также могут поддерживать и претворять в жизнь (perform) знание о том, что лесорубы должны смирять свои топоры (акты насилия), ограничивать свое (человеческое) вмешательство в космос лишь необходимым и стремиться жить в рамках ограничений и обязательств, которые налагает сама жизнь в социальном мире взаимосвязей.

Кроме того, у рубки деревьев есть причина. Цель, которую упоминает Тауваи, – строительство, но речь идет о куда большем, чем просто о возведении повседневных жилищ. Аранжировка и перевод речи Арнольда Рида должны были, по словам Тауваи, пробудить «образы племенных мифов, с соответствующими жестами, со ссылками на символику, например искусство и резьбу, украшающую дома собраний» (Tawhai [1988] 2002:239). Срубленное дерево продолжает изменение космоса, создание мира, творение пространства Тане, становясь домом собрания, особенно его опорным, центральным столбом. Подобно тому как Тане отделяет Землю от Неба, а дерево – землю от неба, столбы отделяют в здании пол от крыши. Отделение, как выражается Тауваи, «только физическое» (Ibid 243): ароха поддерживает связи, конструирует близость и усиливает взаимодействия. На самом деле это дифференциация, а не отделение. Это перемена, а не слом. В каждом случае создание пространства позволяет, поощряет и провоцирует расширение от лица тех, кто перемещается в пределах пространства – посредника, совершая взаимодействия «между». Пусть Небо и над Землей, но деревья, люди и все обитатели Земли существуют в воздухе, благодаря воздуху, совместному дыханию, они укоренены в почве, делят питательные вещества, преодолевая видимые границы.

У любого рассказывания историй есть аспект, важный для понимания религии. Не только религия предполагает рассказы космологических мифов. Не только религия определяется как поддержание традиции группой людей. И даже не только религиозные повествования могут рассказывать об эволюции, сколь бы радикальной ни показалась эта мысль. Однако дело в том, что религия имеет отношение к тому, что происходит в лесах и домах собраний, когда люди (дети Тане, по крайней мере в случае маори) взаимодействуют с другими и используют пространства, которые их и связывают, и разделяют. Дело в уважительном потреблении. Поскольку это предполагает еду и гостей, нужно сказать и о сладком картофеле.

Сладкий картофель – не исконное растение Аотеароа, он был привезен туда на тех же лодках, на которых маори пересекли океан. Маори и кумара поддерживали друг друга (маори экспериментировали с формами сельского хозяйства). Культура обоих развивалась с течением веков сожительства в Аотеароа. Любому садоводу понятна близость с растениями, которые он выращивает. Выкапывание или обрезка их может казаться насилием, но часто она сопровождается выражениями благодарности и удовольствия. Насколько эти отношения усиливаются, когда растение и человек происходят от предков, которые мигрировали вместе? За их отношениями стоит история. Это история регулярного, интимного, культивируемого насилия. Так, определяя в качестве «цели религиозной деятельности» «совершение безнаказанного насилия» по отношению к кумара или деревьям, Тауваи указывает нам на религиозные действия, вплетенные в уход представителей одного вида за другим и сбор урожая.

Статья Тауваи посвящена не ритуалам огородничества, связанным с посадкой, посевом, выращиванием или сбором урожая. Не упоминает он и готовку. Но он говорит о кормлении гостей. Это возвращает нас в дом собраний. Если плотник из деревьев делает дом собрания, то остальная часть сообщества делает возле этого дома гостей. Точнее, местные жители стоят перед домом своих предков и призывают незнакомцев (и их предков) зайти в дом и сделаться (remade) гостями. В приветственных речах и этикете потенциальное насилие со стороны незнакомцев – которые могут быть врагами – перенаправляется в диалогическую встречу гостей и хозяев. Гости и хозяева беседуют друг с другом, стремясь наладить между собой более близкие отношения посредством установления таких связей с пространством и предками, которые обычно отсутствуют между незнакомцами. Они делят общее дыхание и пересоздают друг друга из незнакомцев в гостей и хозяев. Затем они обнаруживают, что есть друг с другом лучше, чем есть друг друга. Воображаемый другой становится близким гостем. И тогда начинаются переговоры о том, какой вариант будущего из множества возможных может быть с наибольшей пользой реализован в этом мире.