— Откуда вдруг у него взялась эта навязчивая идеябессмертия? — спросил Коул.

Помедлив, Летти объяснила:

— Кэл очень сдал. Теперь здесь часто бывает доктор Уилмет.Он говорит, что больше ничем помочь нельзя.

Коул испытал шок и недоверие одновременно. Все попыткиуговорить Кэла отправиться в Даллас и показаться хорошим врачам былибессмысленны. Однажды, после долгих споров, Коул наконец убедил дядю, но мнениеконсилиума совпало с мнением Уилмета. С тех пор Кэл не хотел даже слушать обочередном визите к врачам.

Сидящая напротив Летти испустила длинный прерывистый вздох иподняла на Коула карие глаза, полные слез.

— Доктор Уилмет считает, что теперь это только вопросвремени… — Она осеклась и выбежала из комнаты.

Подавшись вперед, Коул поставил локти на колени,захлестнутый страхом и ужасными предчувствиями. Ссутулившись и переплетя пальцырук, он уставился на пустое дядино кресло, вспоминая о задушевных вечерах иоживленных разговорах, которые случались между ними за последние тридесятилетия. Казалось, все тепло домашнего очага и счастье, знакомые Коулу,сосредоточены в этой невзрачной комнате. А со смертью Кэла он лишитсяпоследнего прибежища.

Коул помрачнел, силясь представить себе жизнь без поездоксюда, к дяде. Этот человек и это ранчо были самым главным в жизни Коула. Онсменил ковбойские ботинки и джинсы на чемоданы из итальянской кожи, сшитые назаказ в Англии костюмы и рубашки ручной работы из египетского хлопка, но в душеоставался таким же грубоватым и решительным, каким был в юности. В то время Коулненавидел свои корни. С того дня, как он появился в хьюстонском колледже, онусердно избавлялся от прежних «ковбойских» привычек, работал над походкой, покане осталось ни следа неуклюжего раскачивания, присущего наездникам при ходьбе,и безжалостно уничтожал техасский акцент.

Теперь судьба угрожала отнять у него последнюю связь спрошлым, а взрослый человек, в которого превратился Коул, отчаянно стремилсясохранить оставшееся.

Угроза Кэла отдать половину компании Тревису и его детямкак-то сама собой забылась. Коул лихорадочно обдумывал, как предотвратитьнеизбежное, вдохнуть жизнь в дядю и скрасить его последние годы. Или месяцы,или дни. Мысли Коула крутились в замкнутом круге тщетности и беспомощности. Онмог сделать для Кэла только одно.

— Дьявол! — выпалил вслух Коул, но в этом ругательствепрозвучало смирение, а не вызов. Он готов был жениться на ком угодно, но брак вштате, подобном Техасу, где супруги сообща владели собственностью, означалпоявление нового финансового риска. Кем бы ни была эта «счастливая» женщина,саркастически размышлял Коул, в первую очередь он хотел бы найти в ней чувствоюмора и послушание. В противном случае, как представлял Коул, может разыгратьсябурная сцена, едва его избранница поймет, что от нее потребуют подписать добрачноесоглашение.

Он обдумал вариант найма актрисы на эту роль, но Кэл былслишком умен и подозрителен, чтобы купиться на дешевую уловку. Несомненно,именно поэтому он пожелал ознакомиться с брачным контрактом. К счастью, старикне стал настаивать, что передаст Коулу часть акций компании только послерождения сына. То, что он забыл указать этот нюанс в соглашении, такжеподтверждало — дядя уже не столь хитер, как в былые годы.

И владел он собой гораздо хуже, чем раньше.

Беззвучно выругавшись, Коул выпрямился и потянулся закружкой уже остывшего шоколада, собираясь отнести ее на кухню. Его взгляд упална сложенную газету, лежащую поверх кипы журналов. С фотографии ему улыбаласьДиана Фостер. Еще в свои шестнадцать она обещала стать настоящей красавицей, ночем дольше Коул смотрел на изящный овал ее лица и сияющую улыбку, тем труднееему становилось примирить эту эффектную деловую женщину с очаровательной исдержанной девочкой-подростком, которую он помнил. Коул представлял себе Диануумной, обаятельной, преданной — той, что некогда сидела на охапке сена рядом,молча глядя на него или болтая обо всем на свете.

Сегодня, когда дядя впервые упомянул о женщине из Хьюстона,брошенной женихом, Коул не понял, о ком идет речь. Но, прочитав статью вбульварной газетенке, он осознал, в каком затруднительном и неловком положенииочутилась Диана. Теперь он вновь испытывал приступ негодования, сочувствуядевочке, которую когда-то знал. Он полагал, что благодаря своей внешности,богатству, доброте и уму она наслаждается всеми благами жизни. Она имеет на этоправо. Она не заслуживает, чтобы какой-то Дэн Пенворт выставлял ее напосмешище.

С усталым вздохом Коул отогнал эти мысли и встал, не всостоянии больше прятаться от собственных тревог, сосредотачиваясь на судьбеобманутой девочки с незабываемыми зелеными глазами.

Жизнь, насколько было известно Коулу, редко складываласьтак, как хотелось бы, — это правило распространялось и на его собственнуюжизнь, и на жизнь Дианы Фостер… и дяди Кэла.

Он взял кружку с холодным шоколадом и отнес ее на кухню, гдеосторожно вылил в раковину остатки, а затем сполоснул кружку — так, чтобы Леттине обнаружила, как он отнесся к ее угощению, и не обиделась бы, узнав истину.

Истина же состояла в том, что Коул ненавидел горячийшоколад.

А еще он ненавидел зефир.

Но особую ненависть он питал к болезням и врачам, которыеставили диагноз, не предлагая исцеления.

По этой же причине он не чувствовал воодушевления, размышляяо поддельном браке, обреченном на провал еще до заключения.

Коул подумал, что наиболее подходящей кандидаткой в женыбудет отнюдь не принцесса, о которой дядя напоминал вечером, а Мишель. Малотого что она неравнодушна к Коулу, его лихорадочная работа и плотный графикпоездок ничуть не смущали девушку. В сущности, она стремилась привыкнуть кподобным трудностям — что было гораздо важнее для Коула, чем для самой Мишель.Взвесив все хорошенько, Коул решил, что ему чертовски повезло с такойподружкой.

Но он не чувствовал себя удачливым, направляясь по коридорук спальне, где ночевал еще в детстве, оставаясь у дяди. Он был подавлен.Настолько подавлен, что сострадал Мишель — прекрасно сознавая, что онасогласится на сделку. И при этом совершит ошибку, удовлетворившись тойкрохотной частичкой души Коула, которую он согласится ей предоставить.

Предыдущий роман Коула с Викки Келлог закончился разрывомименно по этой причине, и с тех пор Коул не изменился и не собирался меняться.Дело по-прежнему заменяло ему жену, как справедливо заметила Викки. Он все также пренебрежительно относился к бесцельной погоне за развлечениями, помногупутешествовал и не позволял себе продолжительные периоды безделья. Несомненно,он так и остался «холодным, грубым, бесчувственным сукиным сыном», как назвалаего Викки при расставании. Она не хотела и не могла понять, что Коул несответственность за работу и доходы более чем сотни тысяч служащих «Объединенныхпредприятий».