Спускаясь в неизвестность, я удивлялся себе. Точнее, удивлялся, что не удивляюсь ничему. Смерть Тани, налет неизвестных и возможная собственная смерть воспринимались как сценарий фильма, где я играл на стороне плохих парней.

Жаль, что так все получилось. Занятый выживанием, я не заметил, что происходит у меня под носом.

Крик животных стих, по лестнице я спустился на площадку, упирающуюся в три двери, распахнутой была только та, что в середине. Раз уж ничего нельзя изменить, раз уж я решил, что моя жизнь – тарантиновский фильм, где ты год работаешь с человеком, а потом спокойно смотришь, как его убивают, и переступаешь через труп. Где девушка признается тебе в любви, а на следующий день умирает у тебя на руках, потому что ты не поторопился ее спасти, ты бросаешь ее остывающее тело и бежишь спасать свою задницу. Может, получилось бы ее вылечить с помощью артов?

Черт побери, как бы мне пригодилась «отвертка», ускоряющая время!

Интуиция пискнула, что у меня появился гораздо более ценный артефакт. Непонятно, как он работает, поможет ли в нашей ситуации. На испытание времени не оставалось, единственное, что понятно: этот арт действует один раз.

Итак, две закрытые двери. Глянув на пустую лестницу, я закрыл среднюю, распахнул крайнюю справа и с автоматом наизготовку побежал вперед. Здесь, видимо, был автономный источник питания, и коридор отлично освещался. Был он недлинным, две двери слева, две справа, одна напротив входа. Открывались они вручную. За первой – лаборатория, реактивы, контейнеры, шкафы, сейфы. За второй – стерильно-белый медблок. Два помещения с зарешеченными клетками пустовали, я пригляделся и увидел нары, застеленные несвежим бельем. Значит, предназначались они не для животных.

Черт побери, что здесь происходило? Как я мог этого не замечать? Как Иггельд умудрялся вести двойную жизнь? «Ах, Иггельд не может мышь прикончить! Он ценит своих сотрудников». Ага, особенно – хирурга. Он и меня пристрелит, если посчитает, что я веду себя неправильно.

Последнее помещение, что за пятой дверью, решетками делилось на четыре каморки, где находились изможденные бледные люди. У пленников были все условия: стол, компьютер, стеллаж с книгами, кровать, туалет и душ за шторкой. Спрашивать, кто они, не было времени, я закрыл дверь и побежал прочь. На ходу решил, что они – пленные ученые, работающие на Институт. Иггельд не обладал глубокими знаниями в какой бы то ни было области, но у него постоянно появлялись сложные приборы, которые он якобы привозил из большого мира.

На разведку у меня ушло меньше минуты, Иггельд еще не спустился. Я распахнул вторую дверь, и в ноздри ударил настоявшийся запах потных тел и навоза. Это еще что? Заходить я не стал, и правильно сделал, потому что едва запер дверь, как по ступенькам сбежал Иггельд с рыжим котом на руках. Кот вопил и вырывался.

– Ты чего здесь? – проворчал он, придушил кота и засунул в рюкзак.

– Тебя жду. Не знаю, куда дальше, – соврал я.

– Туда, где открыто, – Иггельд дернул дверь и поспешил дальше по отлично освещенному коридору. Двери были только справа, и то метрах в трех друг от друга. Все сотрудники уже были на поверхности, в подземелье остались только мы.

– Удивлен? – бросил Иггельд злобно.

– Нет, – честно ответил я и добавил нечестное: – Мне все равно. Главное – выбраться из мясорубки.

Иггельд нервно хохотнул.

– Не переживай. Если даже ты не пронюхал о черном ходе, то никто о нем не знает.

Он опустил автоматный ствол, чтобы показать свою уверенность. Коридор извивался, как кишка, местами он был таким узким, что неправдоподобно прямая спина Иггельда с тощим рюкзаком загораживала его полностью. Иггельд не проявлял чувств, оставалось только догадываться, что он переживает. Злость? Разочарование? Страх?

Наконец коридор расширился, и мы пошли под уклоном плечо к плечу. Две змеи, готовые в любой момент вцепиться друг другу в глотки. Поглядывая на Иггельда, я наконец его понял. Передо мной последний житель разрушенного города, который он строил сам. Все мертвы. Крепостную стену штурмуют враги. Ему больше незачем жить, он идет сражаться не чтобы победить, а чтоб побольше врагов забрать с собой.

А зачем иду воевать я? Мой план провалился, следующий рецидив убьет меня, потому что артефакт не поможет, а если и поможет, то побочка будет такой, что лучше смерть.

– Иггельд… Артефакт и правда меня вылечил бы? Зачем браслет?

– Чтоб защитить тебя от команды внушения, – ответил он, его слова походили на правду. – Артефакт помог бы, но…

Наверху грохнуло так, что пол вздрогнул. Загрохотало что-то крупнокалиберное. Иггельд остановился и витиевато выругался, побежал вперед, говоря:

– Враги нашли черный ход. Надо скорее выбираться!

– Или знали о нем и устроили засаду, что более вероятно.

Я остановился. Ни страха, ни обреченности. Просто осознание того, что скоро мой поезд. Иггельд сделал несколько шагов и тоже замер, запрокинул голову и расхохотался. Отсмеявшись, сказал:

– Зяблик! Все-таки ты выжил! – Он выстрелил в стену, пули выбили кратеры в стене. – Ну ничего, Зяблик, это не конец, это – начало. Устрою тебе теплый прием.

По лестнице кубарем скатился мальчишка-уборщик по прозвищу Кулер и татуированный мужик, которого я видел лишь мельком – сотрудник тайной части Института. Кот в рюкзаке очухался и принялся вырываться, но Иггельд его не замечал. У мальчишки одна рука не работала, пистолет он держал в здоровой. Татуированный увидел Иггельда и кивнул наверх:

– Нам дали отойти, подождали, пока все выберутся, и открыли огонь. Всех покосили, даже тех, кто хотел сдаться. И женщину.

– Сколько их? – спросил Иггельд без интереса.

– Пятеро, шестеро, но скорее больше, – ответил Кулер, и лицо Иггельда исказила гримаса боли, словно ему дали пощечину, но секунда – и дрожат его губы, растягиваясь в истерической улыбке.

– Засада. Ну, ничего.

У него точно был козырь в рукаве, и открывать его Иггельд не спешил. Со стоном по ступеням спустился зажимающий живот кладовщик, сумку с добром он так и не бросил, между его пальцев сочилась кровь, капала на светлый пол.

– Хана, – пожаловался он, одной рукой он держал сумку, второй вытер лоб и размазал кровь по лицу, сел, опершись на стену, и отодвинул от себя сумку. – Это я дочкам-близняшкам собрал. Им будет пятнадцать. Тут подарки. Если кто выживет, передайте. Твари! – прокричал он в воцарившуюся тишину. – Мы хотели сдаться, а нас расстреляли. За что?

Лес рубят – щепки летят. Как выяснилось, было за что, но объяснять это я не стал.

– Что теперь? – спросил татуированный. – Прятаться и отбиваться?

– Да, – кивнул Иггельд и снова рассмеялся. – Прятаться и молиться, потому что я хочу их кое с кем познакомить. Надевайте противогазы и держите вход, я скоро. Химик, ты мне нужен.