— В смысле? — перебил Артур. — Что это значит — работали с моим мозгом?

Он беспомощно переводил взгляд с одного близнеца на другого. Офицер словно не замечал этого и с выражением скуки на лице смотрел в окно.

— Все последние дни, что вы провели в капсуле сна, — ответил врач после паузы, — мы тоже пытались проникнуть в ваш разум. Повлиять как-то на установки, заложенные в вас террористами. Мы изучали ваш мозг, а это не так-то просто, скажу я вам. И, в конце концов, мы преуспели. Отчасти. В вас были заложены и куда как более сложные реакции, нежели тошнота и рвота. Насколько мы поняли, главной защитной реакцией была ваша смерть.

— Смерть?! — ужаснулся Артур. — Я должен был умереть из-за разговора с вами?

— Да. Но не волнуйтесь, мы проработали эту реакцию. Теперь вам ничего не угрожает. Или почти ничего, — добавил он уж тише.

— Как это возможно? То есть, вы говорите, что в капсуле сна есть динамики, которые что-то там воспроизводят, когда мы спим, а потом говорите, что в мой мозг... что в мой разум кто-то вмешался. С помощью динамиков?!

— Динамики — это один из двух способов воздействия на человека в капсуле, — подал голос офицер. — Он пригоден для наиболее простых, поверхностных воздействий. Можно составить запись, благодаря которой человек почувствует смутные, не очень конкретные желания. Например, голод, сонливость, или, наоборот, бодрость. Можно внушить человеку спокойствие, если он лёг спать раздражённым, или, напротив, сделать так, чтобы он проснулся злым.

— И это всё делали только эти ваши террористы? — спросил Артур. — А то вы так говорите... Может, кто-то ещё вмешивался в мой мозг?

— Кто, например?

Улыбка офицера Артуру не понравилась, и он решил поменять тему:

— Ну... не знаю. Слушайте, вы сказали, что динамики — это лишь один из двух способов влиять на мозги. А какой второй способ?

— Второй способ куда сложнее, — с лица офицера исчезла улыбка. — Информация о нём засекречена. Вам достаточно знать, что он существует. Однако способ этот куда как более эффективный. Он может оказывать на мозг человека быстрое и сильное воздействие. Например, благодаря этому воздействию вы быстро засыпаете. Ещё до того, как капсула закрывается.

— Другая особенность этого воздействия, — продолжил доктор, — его высокая дифференцированность. Оно может провоцировать у человека появление сложных эмоций и даже конкретных мыслей.

— То есть, можно заставить человека думать то, что захочешь? — уточнил Артур.

— Именно так.

— Но зачем вообще такая штука нужна в капсуле сна?!

— Такие сложные эффекты были открыты гораздо позднее внедрения капсул, — развёл руками врач. — Увы, это открытие не удалось удержать в тайне, и вот теперь им пользуются террористы.

— А кто вообще такие эти террористы?

— Вы что, новостей не смотрите? — спросил офицер, почему-то рассмеявшись.

— Смотрю, конечно. Я часто слышу про террористов. Каждую неделю где-то обезвреживают террориста, или даже несколько... террористов. Но я как-то плохо понимаю, что все эти террористы делают.

— А разве в новостях об этом не рассказывают?

— Рассказывают, — согласился Артур. — Но как-то... неконкретно. Непонятно. Говорят, что террорист представлял опасность для общества. Что его действия угрожали мирным жителям, устройству общества, экономическому порядку, и всё в том же духе.

— И что же вам непонятно?

Офицер достал из внутреннего кармана пачку сигарет, долго копался, пытаясь найти зажигалку.

— Ну, мне непонятно... — начал Артур, но офицер перебил его, обращаясь к брату:

— Володь, зажигалки нет?

Тот отрицательно покачал головой, улыбаясь.

— Чёрт возьми... А! Вот она!

Офицер достал из кармана брюк металлическую бензиновую зажигалку, с лёгким звоном откинул крышечку и чиркнул колёсиком. Прикурил, с наслаждением затянулся дымом и откинулся на спинку кресла.

Врач, наблюдавший за братом с прежней улыбкой, достал из ящика стола пепельницу.

— Что вы там говорили? — спросил офицер у Артура.

— Говорю, мне непонятно, что именно делают террористы. Как они угрожают людям, обществу и прочему? Как именно?

— Вот так. — Офицер наклонился вперёд, взял со стола пепельницу и снова откинулся на спинку кресла. — Пытаются вмешаться в разумы людей. Настроить их против своей страны. Против полиции. Против банка. Раньше они действовали более топорно, гипнотизируя людей и заставляя тех бросаться на полицейских. Убивать. А теперь они поумнели. Залезают к людям в головы. — Он постучал пальцем по виску. — И заставляют людей думать иначе. Вызывают у них непонятные желания, мысли. Странные вопросы. И люди, сами того не зная, начинают вредить окружающему их обществу. Как вы вредили, когда стали меньше тратить.

— Но... — залепетал напуганный Артур. — Но... Как же я вредил обществу?

— Как это — как? — удивился офицер. — Все товары и услуги рассчитаны на своих потребителей. Вы должны потреблять их, чтобы предоставлять работу людям, производящим эти товары или услуги. Все должны быть заняты своими делами. А если вы перестаёте потреблять, кто-то из-за вас может остаться без работы. Разве это хорошо, что кто-то лишается из-за вас работы?

— Нет, — рефлекторно, не задумываясь, ответил Артур, зачарованный этой логикой. — Но ведь... Я ведь такой один. Как кто-то может потерять из-за меня место?

— Если бы вы такой были один, то и меня бы здесь не было. Террористы работают с тысячами людей. А все вместе вы представляете существенную угрозу для экономики государства. Из-за вас — и в том числе конкретно из-за вас, Артур Сергеевич! — наше маленькое суверенное государство находится под угрозой. А мы должны сохранять покой в этой стране.

Артура начал жечь стыд от упрёков офицера. Тем не менее, его мозг невольно уловил странную формулировку в речи собеседника.

— Выходит, я — невольный пособник террористов? — спросил он.

— Выходит, что так. И вам очень повезло, что невольный. В противном случае, вас бы осудили. Если, конечно, дело дошло бы до суда.

Пояснений не требовалось — воспоминание о «Чёрном бархате» ещё не померкло. И хотя теперь следовало спросить, что с ним сделают дальше, Артур не мог избавиться от странного чувства недосказанности. Слова о «маленьком суверенном государстве» напомнили Артуру беседу с помощником мэра в другой больнице. Как он тогда сказал? В памяти у Артура отчётливо всплыли его слова: «Война тяжело