Артур очень давно не замечал деревьев, не замечал травы. Уже много лет время года означало для него лишь выбор подходящей одежды, не более того. Занятый большую часть суток на работе и в капсуле сна, Артур просто не успевал заметить что-то ещё. А теперь, попав в больницу, где ему разрешалась лишь одна прогулка в день, он неожиданно для себя заметил траву и деревья. Заметил весну.

Он пообещал себе, что будет замечать эти восхитительные мелочи жизни каждый день, когда укладывался в капсулу сна.

В этот раз Артуру снились странные сны. Ему снились доктор, которого офицер называл Володей, и сам этот офицер, с любопытством разглядывающий его через завесу сигаретного дыма, снились санитары, болтающие об урожаях на даче и о часах, которые вычли из их кредитов за сданные овощи. Снилось лето, жаркое, но далёкое и недоступное за кирпичом стен, и осень, с её серыми тучами, накрапывающими дождиками и ярко-жёлтыми листопадами. Снился снег, падающий с неба огромными хлопьями. Снилась боль в теле, снился голод от недоедания, снилась усталость, от которой хотелось спать. И снова лицо доктора, его восторженная улыбка, мягкий голос, его доброжелательность. А ещё снился страх. Просто страх, каким он и бывает во сне — без причин и поводов.

Когда Артур проснулся, то почувствовал сильную головную боль. Он зажмурился от света, который показался ему невыносимо-ярким. Сел на кровати, стараясь не провоцировать лишним движением пульсацию в висках.

— Вставай, чего расселся? — недовольно сказал санитар.

— Голова... — прохрипел Артур. — Раскалывается.

— Ничего, потерпишь. Давай, я сказал.

Артур встал, и голова полыхнула пожаром. Ноги подкосились, и он грохнулся на пол, мыча от раздиравшей его боли.

— Да что ж такое-то, — посетовал санитар. — Опять двадцать пять. Ладно, щас позову сестру. Лежи пока, не вставай.

Он вышел, а Артур остался лежать в той же позе, не раскрывая глаз. По бренчанию ключей и вздохам он слышал, что рядом остался кто-то ещё.

— Что-то зачастили у тебя таки приступы, — пробурчал человек — видимо, второй санитар. — Надо доктору бы сказать.

Артур не понял его слов. Какие приступы? Почему — зачастили? Ведь с ним такое случилось впервые. Благо, вскоре пришла медсестра. Когда санитары выпрямили руку Артуру, девушка в голубом медицинском костюме наложила жгут и шустро воткнула иглу в вену.

— Ну как? — спросила она через несколько секунд, пока лекарство ещё вводилось. — Полегче?

Артур кивнул. Действительно, боль отступала, хоть и не так быстро, как хотелось бы. Ещё через несколько ударов затихающей боли по вискам сестра убрала шприц и приложила к месту укола салфетку.

— Вот, подержи пять минут, — сказала она и встала.

— Может, это... Доктору сказать? — спросил санитар.

— Скажу. Но я ведь уже говорила, а он... Ладно, посмотрим. Артур, попробуйте встать.

С помощью персонала он поднялся на ноги и даже открыл глаза. Его ещё пошатывало, но боль отступала. Однако идти самостоятельно он не мог.

— Коля, привези кресло-каталку, — приказала медсестра.

— Да чего он, сам не дойдёт, что ли?

— Вези, я сказала.

Санитар со вздохом удалился и почти сразу вернулся с каталкой. Артур опустился в неё с облегчением — долго стоять всё же было трудно. Эта слабость была непривычной, неожиданной для человека, работающего на заводе по десять часов в день. Тем более что появилась она без видимой причины.

В поле зрения Артура попали его руки, лежавшие на подлокотниках. Он не смог отвести от них взгляд, руки выглядели неестественно, словно чужие. Мышцы пропали, кожа побледнела. Это были руки не рабочего, а едва живого старика, кожа да кости.

— Что с моими руками? — спросил Артур, когда коляску покатили в столовую.

— Все вопросы к врачу, — привычно ответил санитар, но медсестра, шагавшая рядом, отреагировала:

— Что вы имеете в виду?

— Мои руки... Они такие... тонкие. — Артур поднял руку и покрутил ей. — И белые. Что с ними стало?

— Ничего с вами плохого не происходило, — серьёзно ответила медсестра. — Всё как обычно. Но вы что-то плохо себя чувствуете. Давайте-ка поешьте, попейте, а я пока скажу врачу.

В столовой были люди — мужчины и женщины, человек двадцать, не меньше. Многие здоровались с Артуром, кто-то — громко, кто-то — просто кивком.

— Что с тобой, Артур? — спросил какой-то мужчина. — Почему в кресле?

Откуда они знают его? За столиком, куда Артура подкатили, сидели двое мужчин и женщина. Артур смутился от их встревоженных лиц, но потом бросил взгляд в сторону окна и забыл обо всём. Несмотря на слабость, он вскочил, опираясь на стол. Чуть не упал, но удержал-таки равновесие и зашагал к окну, опираясь на плечи сидящих людей. У самого окна, забранного решёткой, он остановился, не слыша ничего, кроме оглушающей пульсации крови в ушах.

За окном шёл снег. Им была покрыта вся территория больницы до самого забора. Дворник внизу расчищал дорогу, по которой Артура привезла «Скорая». Сугробы вокруг дороги доходили дворнику до груди.

Оглянувшись на притихший зал, Артур обвёл взглядом следивших за ним пациентов и санитаров и спросил:

— Какой... Какой сейчас месяц?

— Январь, — ответил кто-то из толпы после паузы. — Недавно ж Новый год праздновали...

Артур потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, над ним, лежащим, стоял врач. Тот самый, которого офицер, брат-близнец, называл Володей. Только причёска у него изменилась, и лицо как будто стало чуть круглее. Он стоял, засунув руки в карманы белого халата, и озабоченно следил за Артуром.

— О, слава богу! — вздохнул доктор. — Хотя бы очнулся. Артур, как же ты всех нас напугал! Слов нет!

Доктор положил руку на сердце и шумно перевёл дыхание. Санитары за его спиной тоже облегчённо вздохнули.

Артур приподнялся на локте и огляделся. Он по-прежнему был в столовой, но людей вокруг уже не было.

— Какое сейчас... — Артур собрался с мыслями. — Какой сейчас месяц?

— А ты сам-то как думаешь? — спросил доктор, робко улыбнувшись.

— Был апрель, когда меня привезли, — сказал Артур. — Вчера был апрель. А сегодня уже снег... Они сказали, что сейчас — январь. Это правда?

— Интересно, — протянул доктор. — Что последнее ты помнишь?

— Я ведь только несколько дней назад приехал. Вчера мы разговаривали с вами. И с вашим братом... Это ведь ваш брат был, тот