тревога осталась. Печаль, смятение, предвкушение, томление и горечь – все это превратилось в нестерпимо-едкую смесь, которая просто выжигала меня изнутри. Я же старательно скрывала это за маской спокойствия. Но, видимо, Делайл слишком хорошо меня знал, потому что, стоило мне оказаться в его кабинете, как он тут же принялся обеспокоенно всматриваться в мое лицо.

– Все в порядке, Мари? Как ты себя чувствуешь?

В ответ я лишь пожала плечами. Врать, что все отлично, не хотелось, но и душу изливать я не планировала. Все же не за этим пожаловала сюда. Стоит поскорее решить возникшие вопросы и покинуть его кабинет, пока эти колдовские глаза не забрали меня окончательно в плен.

– С тобой что-то происходит, я же вижу. Меня не обманешь, – настойчиво промолвил Делайл, продолжая смотреть на меня с тревогой. – Что стряслось у озера?

– Видение стряслось, и очень важное. Но давай сначала ты мне поведаешь о стеклышке, а потом я расскажу о видении, – предложила я.

Мне казалось, что если сейчас я начну рассказывать о нем, то не смогу удержаться от слез. А мне так не хотелось плакать! Если только наедине с собой, но не под острым взором внимательных глаз.

Дел подошел к столу, на котором стояла мелкая плоская чашка из меди, а в ней красовался тот злополучный осколок стекла.

– Как я и говорил, перед нами – предметно-аморфный артефакт, то есть артефакт, который превращается по желанию своего обладателя в какой-либо некрупный предмет. Эту тему мы скоро будем проходить на занятиях по углубленной артефакторике. Изначально сам артефакт похож на маленький, размером с горошину, прозрачный камушек с золотыми прожилками. Превратить его во что-то иное можно дважды. Потом превращения невозможны. Скорее всего, сначала он был превращен во что-то совсем мелкое, возможно еще и намазан чем-нибудь липким, чтобы не выпасть случайно из пуантов при надевании, а уже во время твоего танца его снова активировали. Правда, для этого нужно быть где-то поблизости. И для его активации необходимо сосредоточиться на объекте. То есть нужно было смотреть на тебя.

– Значит, из круга подозреваемых можно смело исключать тех, кто танцевал вместе со мной, – подумала я вслух.

– Можно было бы, если б мне не удалось узнать личность хозяйки артефакта, – поправил меня Делайл. – Хотя на нем оказалось столько заклинаний, которые должны были помешать увидеть лицо пакостницы, но… я все-таки недаром маг-артефактор, чье имя знают в столице. Стоило немного повозиться, и теперь мне все известно.

– И кто это сделал? – спросила я, теряясь в догадках.

– Арианна Лэнгфилд.

– Кто-о-о? – воскликнула я.

Моему удивлению не было предела.

– Арианна Лэнгфилд, – повторил Делайл, и в его глазах вспыхнул опасный огонек.

– Вот так дела-а-а, – протянула я, все еще не веря в услышанное. – Ну, то, что она всю нашу троицу недолюбливает, мы давно уже знаем. Но чтобы мне стекло в пуанты сыпать, это все же удивляет. Зачем ей ставить мне палки в колеса, если она даже в театре уже давно не работает? Лет десять точно. Какая ей разница, кто будет солировать в «Бездне океана»?

– А что, если ей все равно, лишь бы это была не ты? – предположил Делайл.

Его догадка поразила, как нападение из-за угла.

– Настолько меня ненавидеть? – изумилась я. – Да за что? Я ничего ей не сделала дурного!

– Всего лишь навсего имеешь то, о чем она грезила многие годы, а потом по своей же вине потеряла, – парировал он с легкой полуулыбкой. – Она смотрит на тебя, и ее гложет несбыточное желание оказаться на твоем месте. На месте солистки одной из любимых театральных постановок Южной империи.

– Никто ей не мешал проводить больше времени в зеркальном классе, а не в компании богатых мужчин с сомнительной репутацией, – буркнула я. – В своих разрушенных мечтах леди Лэнгфилд виновата сама. Чтобы мечта стала реальностью, о ней мало просто грезить. К мечте нужно идти сквозь бури и грозы, сквозь шипы и тернии. Словами и пустыми мечтаниями этот путь не преодолеть.

– Ты очень мудрая девушка, Марьяна, – промолвил он с улыбкой и посмотрел мне в глаза с такой щемящей теплотой и нежностью, что я смутилась его взгляда, опустив глаза в пол. – Но не все обладают такой мудростью. Арианна заносчива, завистлива и в какой-то степени ленива. Ей хватило упорства достигнуть того, что она достигла, не без помощи покровителей, конечно, что ей в минус, а потом она просто расслабилась, надела незримую корону и почивала на лаврах. Это и сгубило ее балетную карьеру. А теперь она питает к тебе черную зависть, терзаясь тем, что это не она солистка в «Бездне», и все, на что хватает ее подлой натуры – сыпать стекла в пуанты. Она не понимает, что этот грязный прием не вернет ей театральные подмостки. Подло, мерзко, низко и совершенно бесчестно. И леди Лэнгфилд ответит за свои действия.

– Я этого так не оставлю! – рыкнула я сквозь зубы. – Если эта интриганка считает меня не опасной, она ошиблась!

– Ее поступок показывает, что она считает тебя как раз-таки опасной. Оставь мне этот разговор, Марьяна, – предложил он неожиданно. – Я поговорю с ней и найду нужные слова, чтобы она больше не подумала даже вредить тебе.

– А почему она должна тебя послушаться? – Я усомнилась в правильности его предложения.

– Потому что, – с хитрой ухмылкой ответил он. – Поверь, послушается. И впредь будет знать, как ставить кому-то подножки на пути к мечте.

Его взгляд мазнул по чашке со стеклышком, и он изменился в лице, нахмурив брови.

– Мне было так жаль тебя в тот момент, – признался он, заставляя мое сердце сжиматься и сходить с ума.

– Результат стоил того, чтобы потерпеть боль, – ответила я.

Делайл окатил меня взглядом, в котором крылось что-то невысказанное и неизведанное, что-то такое, что я затруднялась понять, но как же оно меня манило! Он развернулся от стола и подошел ко мне.

– Мне бы хотелось, чтоб на твоем пути было как можно меньше боли и страданий, – промолвил он тихо и коснулся выбившейся из пучка пряди у лица.

– Дел, я видела маму. Мою. И твою. Там, когда смотрела в озеро.

Он замер и на секунду словно окаменел.

– Расскажи мне все, – попросил он. – Или… Можешь показать?

– Конечно! – воскликнула я. – Так даже лучше, – и не оттягивая, сделала еще шаг навстречу к нему, положив ладонь ему на грудь.

Я закрыла глаза, вновь проживая увиденные мной чужие воспоминания. И снова сердце дрогнуло при виде наших мам, а в душе всколыхнулась острая тоска и грусть. Последние мгновения воспоминания растаяли, я открыла глаза и