— Не до того было. Да брось, не такчасто они нам попадаются.

— Лена, ну как ты не понимаешь! —воскликнул я. — Это же… это же удивительнее всего остального! Чужая жизнь!Разумная жизнь! Это сенсация!

— Напишешь про нее в «Оракуле» или«Жизни», как вернешься, — фыркнула Лена.

— Нет, ну как ты можешь говорить такспокойно? Это внеземная жизнь!

— Да мы сами теперь — внеземнаяжизнь!

— На кого они похожи? — Я все никакне мог успокоиться.

— Кто бы знал. — Лена пожалаплечами. — Живыми они не сдавались. А то, что соскоблили со стен в сгоревших иразгерметизированных кораблях… Хитиновый панцирь, органическая слизь. Что-товроде крупных тараканов. Таких вот, с овчарку размером. И сочного оранжевого цвета, как апельсин.

— Тьфу! — меня даже передернуло.

На этот раз нас пропустили вкосмопорт без единого вопроса — видимо, Роман отдал команду.

Конечно, по сравнению с исполинскимангаром на Плюшке он выглядел небольшим. Но все-таки десяток кораблей здесьразместился.

Еще одним сюрпризом стало то, чтокосмопорт находился не в пещерах, а в вырытом в земле котловане. Пол былвыложен шестиугольными бетонными плитами. Стены покрыты стеклянистой массой.Сверху котлован тоже закрывало что-то вроде темно-синего стекла, по которому ветер гнал черные снежные вихри. В небе светило солнце —чуть меньше земного.

— Стекло? — спросил я Лену. Онапокосилась вверх.

— Не… Это силовое поле. Приспособиликакой-то корабельный генератор… разумное решение. Если что, поле защититкорабли от бомбардировок.

Мы прошли мимо «Сильваны», потоммимо двух шарообразных кораблей, мимо «трех подков» — «Саламандры». И оказалисьперед кораблем, больше всего напоминающим исполинскую крабью клешню с огрызкомлапы посередине.

Ну или если вам хочется болеемеханического описания — два вынесенных вперед, загнутых полукольцами толстыхкрыла соединяла посередине высокая, метров десять, надстройка.

— Хитин? — подозрительно спросил я,глядя на броню корабля. На металл она никак не походила. Надстройка былачерная, крылья-клешни — красными. Будто крабью лапу окунули в кипяток…

— Керамическая масса с металлическойструктурирующей сетью внутри. — Лена усмехнулась, поймав мой недоуменный взгляд.— Нет, не спрашивай, что это такое, я сама только от инженеров слышала… Что-товроде железобетона. Только вместо железа — тончайшие вольфрамовыенити, а вместо бетона — особая керамическая масса.

— Хрупкий, наверное, — заметил я.

— Наоборот. Масса пластична.Пробоины затягиваются сами собой.

— Потому и «Феникс»? Восстает изпепла?

— Типа того, — кивнула Лена. — Давайприучай его к себе. Подойди к люку, приложи руку… ту, на которой комм. Корабльуже в курсе, что его продали, теперь он должен зафиксировать своего новогопилота.

— Где тут люк?

— По центру.

Между растопыренными крыльямикорабля (не знаю, насколько они важны были для аэродинамики — уж больно толстыеи странной формы) мог бы легко уместиться микроавтобус. Мы подошли к люку, иЛена указала на выдавленную в броне вмятину по форме человеческой пятерни.

— Сюда.

— Такое ощущение, будто он на менясмотрит, — пробормотал я, прижимая руку к прохладному, чуть шершавому корпусу.

— Конечно. Это тебе не «Сильвана»,здесь достаточно умный компьютер.

В броне открылось овальноеотверстие. Дверь втянулась, потом сдвинулась в сторону. Зажегся мягкий желтыйсвет.

— Поздравляю! — торжественно сказалаЛена. — «Феникс» — это настоящий корабль.

По мне, так и «Сильвана» была вполненастоящей… Но я спорить не стал и шагнул в проем.

Уже через четверть часа я понял, чтобыл неправ.

Если «Сильвану» можно было сравнитьс автомобилем, пусть даже просторным, то «Феникс» — с комфортабельныммикроавтобусом.

В нем были две маленькиекаюты-спальни. Нормальный туалет (если вас не смущает дыра в полу вместоунитаза) и нормальный душ (если вы готовы мыться рециркулированной водой,которой до вас уже мылись раз десять). Центральное помещение — рубка — имелоодно кресло для пилота, но было достаточно просторным,чтобы там уместились человек десять. Для шестерых даже нашлись бы кресла.

Еще был маленький грузовой отсек(пустой) и шлюз для выхода из корабля.

— Забавно, — сказал я, усевшисьнаконец за пульт пилота. Вот здесь, как ни странно, все было похоже на«Сильвану» — тот же минимализм.

— Что именно? — Лена устроиласьрядом в другом кресле, достала сигареты, закурила. Пояснила: — Здесь хорошийвоздухообмен, можешь и покурить.

— Ты говоришь, этот корабль сделалис учетом чужих технологий?

— Да.

— Люди стали сюда попадать три годаназад. Верно?

— Абсолютно. Я здесь два с половинойгода…

— Техника вся чужая. Да, вроде какдля людей предназначенная, но непонятная — вы даже язык их не расшифровали. Како великом успехе, говорите о том, что сумели на дисплеи вывести человеческиецифры вместо аналоговых столбиков-стрелочек. Так? Но при этом подбитые чужие… по-настоящему чужие, пилотируемые рыжимитараканами корабли сумели разобрать? Понять, как они устроены? И на основанииих технологий начать делать новые корабли?

— Поверь, у нас на Плюшке не идиотыработают, — сказала Лена. Но с легким сомнением.

Я засмеялся.

— Знаешь историю, как в советскоевремя наши инженеры решили скопировать «роллс-ройс»? Купили. Привезли.Разобрали до последнего винтика. Сделали чертежи. Начали обратно собирать —беда! В коробку передач шестеренки не залазят! Вроде как должны сесть на свои оси и зацепиться — а не получается! Чуть-чуть больше, чемтребуется! На микроны! Но больше. Инженеры за голову хватаются, ничего непоймут. Стали выспрашивать у англичан… что там и как… Те смеются.

Я тоже достал сигареты и закурил.Глянул в пачку… да… негусто. Осталось три штуки.

— Ну и что оказалось? —заинтересовалась Лена.

— Оказалось почти как с механическойблохой, которую Левша подковал… после чего она перестала танцевать. Англичанешестеренки делали чуть-чуть больше, чем следует. Потом охлаждали… уж не знаю, вхолодильнике или в жидком азоте… Металл немного сжимался. И вотэти охлажденные шестерни надевали на оси, после чего они великолепноприжимались друг к другу.

— Думаю, это вранье, — поморщиласьЛена. — Ну, из разряда «мы лапотные мужики, ничего супротив Запада не умеем…»