– Ну так найдите адвоката, выясните, что это за таблетки!Ну, как это в кино делается, видели?

Долгов покачал головой.

– Я не смотрю кино, Василий Петрович. И не знаю, как тамделается.

– Значит, посмотрите и узнайте!

– Я не милиционер и не сыщик.

– А мне плевать на это, – устало сказал Терентьев. – Мневажно, чтобы у меня в больнице все было тихо и спокойно! Чтоб больныевыздоравливали, а персонал работал! А когда больные помирают, а персонал побашке получает, это не больница выходит, а публичный дом какой-то!..

Вот на этом самом «публичном доме» разговор у них изакончился, и Долгов поехал домой, совершенно не понимая, что делать дальше.

Разбирайся – сказал Терентьев. Разбираться, но как?! Как?!

Поначалу он еще хорохорился, бодрился, уговаривал себя – всев духе того школьника, который сжимает потный кулак и повторяет про себя: «Всекозлы!»

Нужно придумать какой-то план действий, говорил он себе. Ну,хотя бы найти, в самом деле, того полосатого адвоката, который источалприторную, ненатуральную любезность и был так невыносимо высокомерен. И кого-тос телевидения, кто сделал переполошившую всех передачу!.. Наверное, в милициюнадо пойти, там точно занимаются этим делом! А может, и не занимаются.

Дмитрий Евгеньевич был бесконечно далек от каких бы то нибыло детективных историй. Все его криминальное прошлое сводилось к тому, чтооднажды после госэкзамена по хирургии его и еще пяток однокурсников загребли вотделение, потому что они очень шумели в парке над речкой. В городеЕкатеринбурге это было. Ему тогда здорово попало от родителей.

Они начали ездить в командировки, когда Долгову стукнулочетыре года, и ездили постоянно. Они очень много работали и объясняли мальчику,что плохо учиться и плохо себя вести стыдно как раз потому, что вся семьятрудится в поте лица. Он старался хорошо себя вести и хорошо учиться, иногда унего это получалось, иногда не очень – как тогда, в парке! – но все же додетективов дело никогда не доходило.

Как он будет искать человека, который размозжил головумедсестре, да еще в его кабинете, ключей от которого не было ни у кого, кромесвоих?!

Как он станет искать убийцу – если писателя действительноубили?!

Как он будет жить после того, как Терентьев сказал ему, чтобольных – его больных! – заберет он сам и Костя Хромов!?

Как он вернется в больницу – если вернется?! Что он скажетколлегам, доброжелателям, недоброжелателям, Марии Георгиевне, Бэлле Львовне,Абельману?!

Приехав домой, он решил было напиться, но позабыл об этом.Полночи он просидел в качалке на высоком балконе – этим балконом он особенногордился, хотя строители говорили, что ничего не выйдет и такие балконы – попериметру всего дома! – уже давно не в моде, так никто не строит. Но Долговабыло трудно сбить с толку. Он всегда точно знал, чего хочет, и добивалсясвоего.

Балкон возвели, хотя под него пришлось подставлять сваи, иза тем, как их заколачивали, наблюдал отец, великий строитель, и страшно гордилсятем, что, кроме него, никто не знает, как именно их нужно вколачивать, чтобыбыло правильно!..

– Технология, технология, дорогие мои, – говорил он Долгову.– Технология – великая штука!..

Вот с этим Долгов был абсолютно согласен.

Технологии раскрытия преступлений он не знает и изучить еедо завтра вряд ли сумеет.

Он сидел в качалке, отталкивался ногой. Слушал дождь. СобакаДжесс пришла к нему, брякнулась в ноги и долго и призывно на него смотрела –мечтала, чтобы погладил. Он погладил, но совсем не так, как ей хотелось!

Ей хотелось, чтобы он гладил осязаемо и чтобы она сразупоняла, как он ее любит и как скучал по ней весь день – она-то ведь по немускучала! А он гладил рассеянно и невнятно – то ли гладил, то ли просто водилрукой. Джесс не любила, когда ее так гладили. И пугалась, когда он бывалрасстроен, этот единственный, самый важный человек в ее жизни, а в последнеевремя он постоянно был расстроен. Джесс утешала его как могла. Лезла лизаться,дышала в лицо, поддавала носом мячик, чтобы Долгов покидал ей, но ничего непомогало. И соперница куда-то делась! Джесс ужасно ревновала его к сопернице,иногда, страшно подумать, ей казалось, что хозяин любит соперницу больше, чемее, Джесс! Но вот соперница подевалась куда-то, и он все время грустный, игладит как-то невнятно, и мячик не кидает, и думает о своем, уж точно не оДжесс! Пусть бы лучше уж соперница вернулась, что ли, может, и он бы повеселел!

Однажды Джесс зашла в дом – просто чтобы убедиться, что сглавным человеком ее жизни что-то не так. В дом заходить не разрешалось, аваляться на ковре перед камином вообще было запрещено. Она и не слишкомстремилась, все же она нормальная уличная собака, свободная и независимая, а некакой-то там комнатный мопсик! Джесс зашла в дом – хозяин что-то делал возлестранно гудящего и противно пахнущего аппарата, который, кажется, назывался«кофеварка», и даже не посмотрел на нее. Она постояла, выжидая, когда он начнетее гнать. Раньше всегда так было. Если не он сам, то соперница ее выгоняла,кричала: «Иди на место! Куда ты пришла?!», и это было очень весело. Еще они еехвалили, говорили: «Плохая собака! Ужасная собака!» А когда она не шла,упиралась лапами, тащили ее на улицу за ошейник, и она ехала по скользкому,чистому полу, и это тоже было очень весело.

А сейчас он даже не посмотрел, вот как!.. Джесспостояла-постояла, потом протрусила тяжелой рысью на ковер перед камином,брякнулась и стала валяться. Валялась она не просто так, а со смыслом, всекосилась на него, с замиранием сердца ожидая, что будет, когда он увидит.

Он увидел и сказал вяло:

– Джесс, иди на улицу!

И отвернулся.

И тогда она встала, понурилась и пошла на улицу вне себя отгоря. Ничего не помогло, даже ее валянье перед камином. Не иначе придетсяискать соперницу – куда она делась? – и вести ее обратно в дом.

Джесс просидела с ним полночи, а потом стала задремывать,Долгов слышал ее мерное дыхание. Время от времени она просыпалась и начиналазевать и сильно лязгать зубами. Долгов ей завидовал.

Устав страдать, он строго сказал себе, что утро вечерамудренее, ушел на второй этаж, в спальню, забрался в постель, лег животом наАлисину подушку, которая уже почти не пахла Алисой, и стал помирать.

Дышать было нечем, в голове сильно стучало и очень хотелосьпососать валидол – может, помогло бы?!

Утром, когда Джесс выбежала из своего загона попугать птиц,Долгов встал, разбитый и почти больной, и пошел варить себе кофе, и опять долгосидел на веранде, придумывая, что именно он станет делать, если ему сегодня ненадо ехать в больницу.

Или надо?..