– Мне трубка в носу очень мешает, – пожаловался Андрей. – Еенельзя убрать, а?..

– Ее уберут, как только в ней отпадет необходимость, –объяснил голос весело. – Конечно, это не слишком удобно, я понимаю. Если бы этобыло удобно, мы все ходили бы с трубками в носу, а мы не ходим именно потому,что это неудобно. Но вам придется потерпеть. По сравнению с тем, что вы ужевытерпели, какая-то дурацкая трубка – это просто ерунда!..

И пропал. Больше Андрей его не слышал.

Потом, уже в палате, ему сказали, что Долгов заезжалспециально, чтобы его проведать, и еще раз спросили, верующий он или нет.

А потом к нему пустили жену.

Она очень плакала, прямо убивалась, целовала ему руку,гладила по голове, как маленького, и Андрей все никак не мог понять, в чемдело! Из-за чего она так убивается, все же хорошо, просто отлично!

Шаткий мостик между тем и этим миром, который надломилсябыло в момент катастрофы, выдержал – главным образом потому, что Дмитрий Долговоказался на том мостике следом за ним, и, цепляясь и срывая ногти, они вдвоемперебрались обратно на эту сторону, и теперь уже все позади.

Жена не понимала, рыдала, говорила, что он чуть было небросил ее одну и Дашку чуть было не сделал сиротой.

Андрей не сразу вспомнил, что Дашка – это его дочь.

Вернее, вспомнил, но как-то неправильно, не так, как думал оней обычно.

Ах да, вспомнил он вяло, есть же еще Дашка!..

Дашку он очень любил. Если и была в его жизни любовь послетой, которую он убил, вернее, позволил убить, то это дочь.

Он даже вспомнил, что ей шесть, и вспомнил, как она родилась– маленькая была, смешная и сразу стала держать голову и таращить глаза, и обебабушки говорили, что это необыкновенный ребенок, таких не бывает! Ей всего двамесяца, а она выглядит на год! Он не знал, как должны выглядеть дети в двамесяца, а как в год, потому что своих до Дашки у него не было, а чужими он неинтересовался, но верил бабушкам и знал, что его дочь – необыкновенный ребенок,и очень гордился ею.

Вспомнив о Даше, он уже больше не забывал о ней, нопривычный восторг от мысли, что у него есть дочь и что она такаянеобыкновенная, почему-то поутих.

Андрей постоянно думал о другом – о том, что неправильножил, все время врал и себе, и жене, и Дашке, и картинка мира, так красивосложенная им самим до катастрофы, вдруг начала рассыпаться, и в конце концов отнее остались только кусочки, как детали перемешанной мозаики.

Ему предстояло все собрать заново, а он не знал как.

Раньше знал совершенно точно.

Он всегда просчитывал свою жизнь наперед и очень этимгордился.

Вот семья, вот работа, вот вожделенная зарплата – такая-то,и именно в долларах, а больше мне и не надо, больше я все равно не потяну, наприличную машину и отпуск на теплом море мне хватит, а больше – зачем?!

Вот Дашка, прогулка в парке по выходным, красный помпон нашапке, липкие поцелуи после шоколадной конфеты, закрывающиеся глаза, когда,набегавшись, она засыпала у него на руках, и сонный лепет: «Папочка, как я тебялюблю!..»

Вот жена, очень даже замечательная жена, симпатичная,уютная, с глупостями не лезет, любит его, и Дашку тоже любит, никаких номеровне откалывает, в дамские фанаберии не кидается, занимается своими делами и емупозволяет заниматься своими, и за десять – или сколько там уже выходит? – летбрака они даже не поссорились ни разу, а зачем?.. Это только дураки ссорятся,которые не знают, чего хотят, а он, Андрей, знает совершенно точно!

Он хочет Дашку, жену, и чтобы все «было хорошо».

Что значит «хорошо», он тоже представлял себе абсолютночетко – работа, зарплата, парк по выходным, красный помпон, поцелуи… м-м-м,кажется, все это уже шло в реестре под каким-то другим номером!..

После катастрофы, наркоза и шаткого мостика на ту сторонуАндрей Кравченко, довольно успешный менеджер, хороший муж и отец необыкновеннойДашки, вдруг осознал, что все это… вранье.

Все, что он себе придумал после той катастрофы, котораяслучилась с ним десять лет назад.

Из этой, физической, его вытащил человек по фамилии Долгов,а может, это был ангел?.. Из той – душевной – Андрей тащил себя сам, и уж каксмог, так и вытащил!..

Он придумал себе жизнь, и придумал, что хочет именно такую,и придумал, что у него «все хорошо», и даже то, что Дашка – необыкновенныйребенок, он придумал тоже. Ребенок как ребенок, ничего особенного. До сих порне умеет читать и ревет, как только понимает, что сейчас придется выключитьмультики и засесть за букварь!

Это было странное чувство, словно он просыпался посленаркоза во второй раз.

Он просыпался, оглядывался по сторонам, узнавал и не узнавалпредметы и вдруг начинал осознавать, что вокруг него… реанимация. Никакая не«хорошая жизнь», а просто реанимация, в которой нужно еще побороться за себя исобственный рассудок – тот, который был прежде, до катастрофы.

Андрей забыл себя, каким он был до той, первой, катастрофы!..

Кажется, он был очень веселый, и ему нравилось жить – простожить, и все. Просыпаться по утрам, выходить на кухню в теннисных шортах,надетых кое-как, варить кофе и пить его, стоя у окна и думая о том, что сейчасон поедет на работу.

Тогда он любил свою работу.

Еще он играл в теннис, и хорошо играл, и у него была любимаяракетка с замотанной ручкой. Он много тренировался и ладонью протер ручку додыр. На ладони были мозоли, как раз от ракетки, и ей это очень нравилось. Онацеловала его в ладонь, смешно морщилась, облизывала губы и говорила, что большеникогда целовать не будет, потому что он «царапается»!

Вообще она была смешная.

Он любил заниматься с ней любовью и иногда едва могдотерпеть до вечера. Он приезжал домой, единым духом взлетал на четвертый этаж,мечтая только о том, чтобы она была дома, и так получалось, что она всегдабыла! Он швырял портфель, пробегал длинный темный коридор громадной квартиры в«сталинской» высотке, находил ее , хватал и прижимал к себе. Сердце у негоколотилось бешено, и затылку было жарко, и в глазах немножко плыло – так он еехотел. Она всегда принимала его желание и всегда делила его с ним, и любовьполучалась самозабвенной и бурной, каждый раз какой-то новой, и он этомупо-новому поражался.

Он любил подолгу рассматривать ее , когда вожделение немногоотступало, давало ему передышку. Он лежал рядом с ней и рассматривал ее локти,колени, зрачки. У нее была родинка на бедре, и родинку он рассматривал тоже.

Тогда он курил – бросил, только когда родиласьнеобыкновенная Дашка, потому что жена и обе бабушки в один голос объявили ему,что запах табака «раздражает ребенка и может ему навредить». А тогда он любилдокурить за ней сигарету, для него в этом было что-то особенно эротичное,свидетельствующее об их необыкновенной близости, и еще ему казалось, что еегубы касаются его, когда он берет ее сигарету.