Нити между нами натянулись.

– Ты бросила меня у алтаря, – его голос был низким, бархатным. Вроде бы, полушутка, да только ни он, ни я не улыбнулись.

– Заслужил.

– Заслужил, – согласился он.

И опять ни намёка на улыбку. Только пальцы были уже не у края ткани, а выше. Молчание затягивалось. Нити, ведущие от моего сердца к его, были всё так же натянуты, а в воздухе сгустилась недосказанность.

Рихард медленно перевёл взгляд на стол. Взял пакет. Второй рукой – меня за запястье. Потянул к комнате. Я сглотнула, зная, что будет дальше. Смятая простынь, огонь в чёрных зрачках и я, подвластная ему.

Но раздевать меня, как мы оказались в комнате Рихарда, он не принялся. Дверь балкона была раскрыта, ветерок шевелил лёгкий белый тюль. Увидев накрытый столик, я с вопросом покосилась на Арда.

– Десерт будет кстати, – горемычный рулет оказался на белой тарелке у края стола.

Взяв с кресла две подушки, Ард подал одну мне и потянул за собой на улицу.

Балкон был крошечный, узкий. Стоя у стены, я могла достать до бортика. Точно так же, как делала это семь лет назад. И низкий пластиковый столик был таким же. И даже подушки, на которых мы сели. Только тогда они были рыжевато-красные, а сейчас сине-голубые.

– Ты помнишь? – Рихард откупорил бутылку яблочного сидра и, наполнив бокал, подал мне.

– Помню, – отозвалась я глухим шёпотом.

Солнце уже село, и ветер стал прохладным. Рихард протянул руку, взял плед и отдал мне. Я взяла. Молча развернула и накинула на плечи. Я помнила и наш первый ужин на балконе крохотной комнаты, и сидр из кислых яблок из домашних запасов мамы Арда. И приготовленный им ужин я тоже помнила. Маленькие рулетики с авокадо, сыром и ветчиной. Они разваливались, и есть их приходилось, держа тарелку у подбородка.

– Времена стали другими, – грустно улыбнулась, когда Ард положил передо мной несколько почти таких же. Только приготовленных не дома, судя по логотипу на лотке, из которого он их достал. Подняла взгляд.

– Мы тоже другие, Ард. Зачем прошлое, если есть настоящее?

– Разве это прошлое?

Я пригубила сидр. Может, он прав? Взяла рулетик пальцами и откусила. Кусочек авокадо вывалился, я попыталась подхватить его, но не успела. Он упал на тарелку. Рихард протянул руку через стол и дотронулся до моей нижней губы.

– Ты всегда была тем ещё поросёнком.

– А ты скотиной, – не замедлила ответить я.

– Только что ты сказала, что мы другие, – улыбнулся он самыми уголками губ. – Выходит, не такие уж и другие.

Я вздохнула. На сердце у меня неожиданно стало очень светло и в то же время грустно. Больно и грустно. Я посмотрела сквозь прутья балконной решётки на двор, на клочок асфальта внизу. Когда-то на точно таком же клочке остановилась машина. Я стояла на балконе и смотрела на прижимающуюся к Рихарду женщину, понятия не имея, что в этот момент наши жизни расходятся.

– А знаешь… – я провела пальцами по краю тарелки. – У тебя вышло вкуснее. Ты ведь приготовишь рулетики, когда мы вернёмся?

В глазах Рихарда разом мелькнуло столько чувств, что у меня перехватило дыхание. Сердце расширилось, заняло всю грудную клетку. Говорят, любовь живёт три года. Порой год. Я знала, что моя будет жить вечно. Даже когда умру я, моя любовь к этому мужчине найдёт своё продолжение в дочери. Ею будут наполнены улицы, дома, где я бывала когда-то. Зима сменится весной, и в весне будет жить моя любовь к нему.

– Рихард, – прошептала я. – Я… я всегда любила только тебя. Всегда. И я бы ушла от Димы. Ушла бы, – мы оба знали, про какой момент я говорю. Чтобы прогнать начавшие подкатывать слёзы, я сделала глоток из бокала. Отставила его. – Мне было больно тогда.

– Теперь я знаю. Мне тоже было больно, Крис. Да чёрт… У меня было одно желание – наплевать на всё, отобрать тебя у Афанасьева и не отдавать.

– Надо было так и сделать.

– Надо было, – мрачно подтвердил он. – Прости.

– Прощу… – сглотнула ком слёз. – Если ты… если ты приготовишь рулетики, то прощу.

Он не сводил с меня взгляда. Мне стало трудно дышать, каждый вздох давался сложнее и сложнее. Лёгкие были наполнены кислородом, лицо обдувал ветерок, а я понимала, что задыхаюсь: от чувств, от вырвавшейся из заточения любви.

– Приготовлю, – Рихард накрыл мою руку своей. – А ты выйдешь за меня замуж?

– Выйду, – шепотом, вторя дыханию ветра. – И даже попробую не бросить тебя у алтаря.

Когда я вышла на балкон, погружённый в молочную дымку город ещё спал. Только вдалеке дворник скрёб метлой по асфальту, нарушая тишину. Солнце ещё не встало, но на улице было светло. Белые ночи… Столько раз я слышала про них, а теперь сама стала их частью.

– Что тебе не спится? – на мои плечи опустилось что-то тяжёлое.

Я вздрогнула от неожиданности и только мгновение спустя поняла, что Рихард укутал меня в одеяло. Так погрузилась в свои мысли, что не услышала, как он подошёл. Прижалась спиной к его груди. Он взял мои руки в свои. По пальцу скользнул тёплый, согретый Ардом металл. Кольцо.

– Это другое, – рассматривая его, нахмурилась я. Хотела повернуться к Арду лицом, но он прижал меня так плотно, что не смогла.

В кольце его рук я была, как в коконе. И кокон этот грел меня куда лучше, чем одеяло.

– С тем у нас не задалось, – потёрся щекой о мои волосы и упёрся в макушку подбородком. Я услышала его шумный выдох, почувствовала, как поднялась и опала грудь.

Мы замолчали. Я положила ладони поверх его рук, посмотрела вдаль. Только-только начинал заниматься настоящий рассвет.

– Не хочу возвращаться, – призналась я. – В этом городе есть что-то такое… Он только кажется неприветливым. А на самом деле… Он лечит. Правда лечит. Только нужно понять его. А там… Ты опять станешь самовлюблённым мерзавцем, а я…

– А ты? – тихо спросил Ард, взъерошивая носом волосы у моего виска. Дотронулся губами и, высвободив руки из-под моих, погладил мои кисти.

– А я не знаю, кем стану.

– Моей женой.

– Твоей женой, – согласилась я.

Только мы понимали, что я не об этом. Рихард развернул меня к себе. Погладил по скуле. Дотронулся до губ и обрисовал контур. Провёл по линии носа, по бровям, изучая наощупь, как слепой.

Я закрыла глаза и прижалась к его ладони. Мне нравилось чувствовать его руки, нравилось чувствовать его всего.

– Кем я стану, Ард? – спросила громким шёпотом.

– Моей женой, – выговорил он.

Та твёрдость, с которой были сказаны эти слова, заставила меня открыть глаза. А может, это и не мало? Быть его женой? Женой одного из самых успешных в России адвокатов, женой человека, способного строить и рушить чужие жизни? Человека, за помощью к которому обращаются такие люди, как мой бывший муж и женщины, потерявшие надежду? Нет… не так. Быть женой мужчины, которому я уже давно подарила своё сердце?