Хотя, судя по Алевтине Жучковой и ей подобным, женщин весьмапрельщает и содержимое кошелька выбранного ими мужчины. И это куда существеннееи его внешности, и всех вместе взятых внутренних качеств.

Надев плащ, он вышел из квартиры. Часы показывали ужеполовину первого.

Еще через несколько минут он сел в автомобиль Захара, чтобынавестить бывшую пассию убитого Артемьева.

Я не стал выходить из машины. Следил, как из «Фольксвагена»,затормозившего следом за моим автомобилем, движется в мою сторону Широкомордый.

Мертвец сидит за рулем, похоже, полностью безучастный.Может, он действительно мертвец и его оживили как зомби, чтобы он принялучастие в погоне за мной? Вот какая чушь лезет в голову. Я усмехаюсь, глядя наподходящего Широкомордого.

— Что у вас произошло? — в лоб спрашивает этот тип. Он нездоровается, не спрашивает, знакомы ли мы. Все эти ненужные формальностикажутся ему излишними. Ему важно знать лишь одно — что случилось?

— Я думал, это вы мне расскажете, — ответил я, также не здороваясь.Он обошел мой автомобиль спереди, жестом показал, чтобы я открыл ему переднююдверь. — плюхнулся рядом на сиденье. В салоне сразу запахло его дешевымодеколоном. В сочетании с запахом его грузного тела это просто невыносимо. Яневольно закашлялся.

— Что у вас случилось в Хайзене? — спросил сноваШирокомордый.

— А вы разве не видели?

Мне все еще не хотелось верить, что рядом с намиприсутствует еще и некто третий. Во всяком случае, на дороге его нет, этоочевидно. Наши два автомобиля одиноко стоят в сером тумане, опустившемся наавтобан. В такую погоду трудно следить за автомобилем.

— Мы видели, как вы пригнулись, потом нагнулись. Мы поняли,что там что-то произошло. Я даже подумал, что вы собираетесь драться. Он незахотел с вами разговаривать?

— Боюсь, что он уже ни с кем не будет разговаривать, —пробормотал я, глядя перед собой. Мне не хотелось даже смотреть наШирокомордого.

— Почему?

— Его убили.

Широкомордый дернулся. Нет, он не испугался. Для негочеловеческая жизнь, кроме его собственной, ничего не стоит. Он удивился:

— Вы его убили?

— У меня нет оружия, и я не убийца. Его застрелили у меня наглазах.

— Вы видели его убийцу? — Я просто чувствую, как шевелятсямозги у этого типа, словно тяжелые камни перекатываются по невспаханному полю.

— Нет. Стреляли из соседнего дома. Мне кажется, убийца знало нашей встрече. Когда я приехал на место, он не успел выстрелить. А когда явыходил, Кребберс неосторожно подставился. И тогда его застрелили.

— Почему вы не вошли в дом?

— Он упал на пол и непроизвольно захлопнул дверь. А выхотели бы, чтобы я взломал дверь и привлек всех соседей к убитому Кребберсу?Учитывая, что все знали о его прошлом, а мое прошлое тоже нетрудно установить,мне могли присудить пожизненное заключение за убийство бывшего агента советскойразведки.

Кстати, заодно со мной могли арестовать и вас обоих. Васпрельщает такая перспектива? — спросил я у Широкомордого ледяным голосом, глядяпрямо в его глаза, почти лишенные ресниц.

Он долго соображал. Затем изрек:

— Так вы думаете, это случайность? Стреляли в вас, а попалив него?..

— Я стоял почти на пороге дома. В тот момент, когда яповернулся и шел к машине, убийца дважды выстрелил. Буквально за секунду онуспел сделать два выстрела. Два точных выстрела — в сердце и в легкое. Кребберсумер через несколько секунд. Вы думаете, что убийца случайно попал два раза вКребберса? Я стоял у его дома секунд двадцать. За это время нормальный стрелокмог сделать из меня ситечко. Похоже, у него был однозначный приказ — убратьКребберса и не трогать меня. Значит, я им зачем-то нужен, — сказал я,по-прежнему отвернувшись от Широкомордого. Помолчав, добавил:

— Как, кстати, и вам тоже.

Мой собеседник снова умолк. Но, так и не придумав ответа,кивнул мне головой и вышел из автомобиля. Уже хлопнув дверцей, он наклонился комне и решился на вопрос:

— И что думаете делать?

— Уеду сегодня вечером в Антверпен, — сказал я. Потом,словно бы передумал на ходу, уточнил:

— Нет, завтра утром. Да, я уеду в Антверпен завтра утром.Но, по-моему, вы не должны меня об этом спрашивать. И вообще, насколько японял, нам не стоит общаться впрямую.

Вскинув голову, он пошагал к своему автомобилю. Черезнесколько секунд дверца «Фольксвагена» хлопнула, машина сорвалась с места иисчезла в тумане.

Глядя вдаль, я думал, что моя будущая жизнь столь женепредсказуема, как этот туман. Сколько мне осталось жить? Три месяца, четыре,пять? Может быть, лучше всего сейчас закрыть глаза и направить машину к обрыву,за которым — пустота забвения? И я не буду мучиться, кричать от боли, сходить сума от страха. Но что тогда будет с мамой, с Илзе? Как они выживут, ктопозаботится о них? Каждый день моего пребывания в этом «путешествии» даетлишние деньги для моей семьи.

Значит, я обязан держаться до последнего. До тех пор, покаубийца, третий из компании, не получит приказ убрать меня. Или такой приказполучат мои знакомые — Широкомордый и его напарник. Значит, я могу ждатьвыстрела с любой стороны.

«Идеальная мишень» для любого из них. Остановка за приказом.Но до этого часа мои близкие будут получать деньги. Такая договоренность была унас с Кочиевским.

Я останавливаю машину у телефона и выхожу, чтобы позвонить.Своим мобильником я принципиально не пользуюсь. А подслушать все телефоны набельгийских дорогах не сможет даже Интерпол. Я набираю наш московский номер.

Трубку сразу берет мама. Я узнаю ее голос.

— Здравствуй, мама, — радостно говорю я, сдерживая кашель, —как у вас дела?

— Все хорошо. У нас все в порядке. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Где Илзе?

— Уже ушла в школу. Она все время о тебе спрашивает.

— Скажи, что я ее люблю. Очень люблю. До свидания.

— Ты еще позвонишь? — спрашивает меня мать.

— Конечно. — Я кладу трубку и возвращаюсь к машине.

И долго кашляю перед тем, как сесть за руль. Тогда, вМоскве, полковник Кочиевский принял меня в своем огромном кабинете. Я был вышеего на целую голову, но сразу почувствовал его внутреннюю силу. Дажепревосходство. Есть такие люди, чья энергетика сразу чувствуется. Он пригласилменя сесть за стол.