— Почему я должна тебе верить?

— Во-первых, сегодня вечером у тебя будут гости, и тебе ещепредстоит подготовиться к их приему. Они ведь наверняка приедут с ордером наобыск, и тебе нужно вывезти все ценные вещи.

— Нет у меня ценных вещей, — торопливо сказала Аля.

— Есть. И наверняка не только твои, но и его, может даже, ондержал у тебя немного своих денег, — уверенно сказал Дронго.

— Не держал, огрызнулась она, плюхаясь в кресло.

— И во-вторых, — невозмутимо продолжал Дронго, — к тебемогут прийти его убийцы. А они с тобой разговаривать долго не станут. И теломтвоим красивым любоваться тоже не будут. Они тебя удавят или зарежут, смотрячто им больше понравится. И твое красивое тело отправят в городской морг…

— Хватит! — взвизгнула она. — Развел тут философию. Чего тыхочешь?

Скажи, наконец, зачем пришел? Пугать меня явился? Только тыучти, что я пуганая. И не таких видала.

— Никто тебя не пугает, — возразил Дронго. — Я не хочу дажемешать твоим сборам… Так вот, ты не слышала фамилию Кочиевский? Может, вразговоре с тобой Филипп Григорьевич упоминал ее? Или же вы встречались с этимчеловеком?

— Нет, не слышала. И ни с кем мы не встречались. Он вообщене любил показывать меня своим Друзьям, ревновал сильно. Ему все казалось, чтоя могу изменять с его друзьями. Опасался, что они меня перекупят.

— И ты не изменяла? — иронично спросил Дронго.

— Не твое собачье дело, — сузила она глаза. — Еще вопросыесть?

— Есть. Он единственный владелец агентства или у него быликомпаньоны?

— Был один. Толстый такой, вальяжный. Я его несколько развидела. Он с охраной приезжал. Джип за ним следовал постоянно.

— Как звали, не помнишь?

— Нет, не помню. Отчество у него было такое смешное —Иннокентьевич. А как звали, не помню. И фамилию не помню. Филипп Григорьевичфамилии не говорил.

А я не спрашивала. Зачем мне его секреты? Но он все же небыл компаньоном. Нет, не компаньоном. Они не на равных говорили. Скорее тотсебя как владелец вел, как хозяин. Я таких сразу чую. Знаешь, приходишь вкомпанию и видишь — пять мужиков сидит. И все чин чинарем. Только один ведетсебя как хозяин, баб себе лучших выбирает, первый нас уводит в свою комнату.Значит, он здесь главный.

Может, и не платит, а за него его «шестерка» платит. Но онвсе равно главный. Я так поняла, что Артемьев меня содержал, а этот тип — егоагентство. У нас в жизни все так устроено. Все кого-то содержат. Только я теломторгую, а они своей совестью. И еще неизвестно, кто честнее из нас.

— Ты, Аля, философ, — добродушно заметил Дронго, — давайтеперь последний вопрос. Вспомни, ты слышала когда-нибудь такую фамилию —Труфилов?

— Трефилов? — переспросила она.

— Труфилов, — повторил он, — может, случайно когда-тослышала.

— Нет, — наморщила она лоб, — нет, никогда не слышала.

— Ну ладно, — он поднялся наконец, — Спасибо тебе за все.Толковый ты человек, Аля. С тобой приятно было иметь дело.

— Может, останешься? — усмехнулась она. — Я теперь женщинасвободная. С тобой и бесплатно поиграть могу. Ты ведь мужчина обеспеченный. Япо твоим ботинкам вижу, что не бедный.

— Спасибо, — поблагодарил он, — времени нет. Меня здесьвидеть не должны. Я тебе телефон оставлю моего помощника. Зовут его Захар. Еслитебе помощь моя понадобится, только позвони.

— Ты на меня не обижайся, — сказала она, когда он вышел вкоридор, чтобы надеть плащ, — я иногда не в себе бываю. А тут такой мужикпогиб. Я ведь на него очень рассчитывала. Он мне машину обещал купить.

— Ничего. Другой купит. Ты женщина молодая, красивая. — Оноткрыл входную дверь.

— Будь здоров, — кивнула на прощание Аля, — скажи хоть, кактебя зовут?

— Дронго, — ответил он, выходя на лестничную площадку.

— Кликуха такая? — усмехнулась она. — Никогда не слышала.

— Ну и хорошо, что не слышала, — засмеялся он, входя в лифт.— И не говори никому о нашем разговоре. Это в твоих интересах, Аля.

Он вошел в кабину. Створки захлопнулись. Она пожала плечами,закрыла дверь. Подумала немного. И подошла к телефону, набирая уже знакомыйномер.

— Сергунчик, — сказала Аля, — я теперь женщина свободная. Тымне машину срочно пришли. Нужно барахло к подружке перевезти. На всякий случай.

Сегодня вечером я не выехал из Амстердама. На это у менябыли свои соображения. Есть вещи, о которых мои преследователи даже недогадываются.

Только самому себе я могу сказать, какая я сволочь. Вчераночью после возвращения от Самара Хашимова я позвонил Кочиевскому. И всерассказал.

Рассказал, понимая, как подло я поступаю. Но у меня нетвыбора. Мне нужны деньги. Мне нужно получать тысячу долларов за каждый день,проведенный с этими мерзавцами. Деньги переводят в немецкий банк, где я открылсчет сегодня утром после возвращения от Кребберса.

Я достал свой мобильный телефон и позвонил Кочиевскому.

— Добрый день, — я все еще помню, что разница с Москвой двачаса.

— Что у вас случилось? — перебивает Кочиевский. — Почему выне позвонили?

— Вам уже доложили? — устало спрашиваю я. — Вы хотели, чтобыя позвонил вам непосредственно с места происшествия? Чтобы меня арестовалипрямо на месте убийства Кребберса?

— Кто его убил?

— Я думал, вы мне об этом расскажете.

— Перестаньте шутить, — злится Кочиевский, — как его убили?

— Стрелял снайпер. Очевидно, из соседнего дома. Стрелялпрофессионал. Два выстрела в течение секунды-двух. Оба почти точно в сердце.

Расстояние было метров сто или сто пятьдесят.

Я честно выполняю свою работу, докладываю с предельнойточностью.

— А двое кретинов, которые были с вами, ничего не заметили?— разочарованно спрашивает Кочиевский.

— Кажется, не заметили. Да они и не могли ничего видеть.

— За вами кто-нибудь ехал?

— Был сильный туман. Но на дороге никого не было, этоабсолютно точно.

Никого, кроме ваших людей.

— Ясно. Когда вы должны звонить вашему голландскомузнакомому?

— Сегодня вечером.

— Очень хорошо. Сообщите ему о смерти Кребберса и проследитеза его реакцией.