– А я грю он, точно он. Либо двойник его.

– Да ты чего, они ж без охраны не ходют, я тут читала в“Аргументах”…

Евгений Николаевич набрал код, нырнул в подъезд, кафельный,вонючий, с дребезжащей консервной банкой лифта и матерными надписями на грязныхстенах. В этом было нечто бодрящее, ностальгическое. Очень давно не бывал он втаких московских подъездах, оказывается, иногда это полезно.

Дверь ему открыл Ловуд. Не самый приятный сюрприз. Рязанцевнадеялся, что американец уже убрался восвояси и не придется с ним объяснятьсяиз-за сорванного ужина.

Квартира, которую сняли для Мери Григ, могла быть и получше.Впрочем, ее наверняка отыскал Ловуд, он славился своей феноменальной жадностью,даже когда платил не из собственного кармана, а из казенного. Прихожаяпоказалась Евгению Николаевичу отличным фоном для фильма ужасов.

– Добрый вечер, – американец одарил его ледяной удивленнойулыбкой.

Легкий драгоценный флер приключения испарился, оставив вдуше какой-то мерзкий сладковатый привкус. В самом деле, не по чину и не полетам ему, Рязанцеву, самолично заезжать за американской соплячкой. Что онсейчас о нем думает этот хитрый Стивен Ловуд, приятель покойного ТомасаБриттена? Наверняка ведь знает, сукин сын, все подробности о проклятом любовномтреугольнике.

За крепким американским рукопожатием последовала неловкаяпауза, которую надо было срочно заполнить каким-нибудь легким разговором. Викапотрясающе справлялась с подобными задачами. Рязанцев стоял и не знал, чтосказать. Спросить, где мисс Григ, глупо. Объяснять, что не прислал шофера,решил заехать сам, поскольку обедал в ресторане “Оноре” в пяти минутах езды,еще глупей. С какой стати он должен оправдываться перед кем бы то ни было?

Ловуд тоже молчал, разглядывал сначала багровые стеныприхожей, потом носки своих ботинок, не приглашал его зайти в комнату, наверноепотому, что не чувствовал себя здесь хозяином. К счастью, это взаимное неловкоемолчание продолжалось всего несколько минут.

Из комнаты послышался голос с мягким акцентом:

– Евгений Николаевич, добрый вечер. Все, я уже готова.

Сначала он почувствовал свежий легкий запах, то ли травяной,то ли цветочный. Потом в дверном проеме возник темный силуэт. Узкие брючки,легкий клеш от колена, тонкие руки, высокая хрупкая шея, слегка оттопыренныеуши. Она была похожа на мальчика-подростка. Ей нельзя было дать большевосемнадцати. Впрочем, приглядевшись, он увидел, что, конечно, уже давно невосемнадцать. Просто в чертах лица, в силуэте, в угловатой худобе, бледности, вкороткой стрижке и трогательно оттопыренных ушках было нечто детское. Ему всегданравился такой тип, но нравился абстрактно, на расстоянии.

Вика была другая, яркая, роскошная, роковая. На нее всепялились, на эту не будут. Эта цветочек скромный, хрупкий и приветливый. Ей ненадо завоевывать Москву, как когда-то Вике. Она никогда не была провинциальнойЗолушкой в чужих туфлях и перелицованном платье. Она родилась в Нью-Йорке изакончила Гарвард. Ей неинтересно завоевывать мужчин. У нее есть какой-нибудьпостоянный бой-френд, веселый, спортивный, некурящий. Она не хищница, как Вика.Она интеллектуалка, нежадная, слегка пресная, но чистая и свежая. А Вика былабестия.

Настоящая бестия при всей своей ослепительной красотевсе-таки немного напоминает дохлую рыбу. Известно, что самые тонкие, самыесоблазнительные ароматы содержат в себе непременные компоненты вони – барсучьюмочу, аммиак и нафталин.

«Вот так. Ты видишь, я не пропал, не свихнулся без тебя. Я вполном порядке, рядом со мной теперь будет милая скромная американочка. Нет,никаких романов, никаких страстей, в эти игры я больше не играю. Ты накормиламеня ими досыта. Остались тоска, тошнота и изжога. Никогда никому я не дамманипулировать собой, – мысленно обратился он к Вике, пожимая тонкие пальцыМери Григ и глядя в ее спокойные ясные глаза, – я большой, все остальныемаленькие. Кто я и кто они?»

* * *

– Неуч ты, невежда и хулиган, – сказал Григорьев,перехватывая котенка за шкирку на полпути к монитору, – я имею в виду романШарлотты Бронте “Джен Эйр”. Классика, между прочим. Там сумасшедшая жена вконце концов подожгла дом и сделала своего мужа инвалидом. Могла ГалинаДмитриевна выбраться из больницы, раздобыть пистолет, ключи от квартирыКравцовой и убить? Теоретически это почти невероятно. А практически случаетсявсякое. Душевнобольные люди бывают очень хитрыми и ловкими. Ну, давай-ка узнаемточный адрес этой клиники на всякий случай.

Он двинул мышкой, вернулся к досье на Рязанцева, пробежалглазами по мелким строчкам и вдруг застыл. Котенок вырвался и вскочил намонитор.

– Что ты на меня так уставился? – прошептал Григорьев. –Язвищи. Наверное, там когда-то вымерла деревня от эпидемии черной язвы, простотак подобные жуткие названия не возникают. Может, Машка опасается, что этотчеловек все еще шныряет где-то поблизости? Какой-нибудь электрик, сантехник,работавший в лесной школе. Зачем ей срочно понадобились фотороботы? Что она предпримет,если встретит его и узнает?

Котенок сидел смирно и, не отрываясь, смотрел на Григорьева.Андрей Евгеньевич встал, прошелся по комнате, закурил. Одно с другим никак несвязывалось. Все путалось в голове. Сосредоточиться мешала паника, животный страхза свое дитя. Если бы все это касалось кого-то другого, не Маши, он бы,вероятно, соображал значительно лучше.

– Вряд ли человек, напавший на Машу, сегодня представляетдля нее какую-либо опасность, – рассуждал он, обращаясь к котенку. – Вряд лиГалина Дмитриевна убийца, если только никто ей не помог выбраться, достатьпистолет и так далее. А уж сентиментальный дамский роман начала девятнадцатоговека здесь совершенно ни при чем.

Он пошарил глазами по книжным полкам, хотя знал, что романаШарлотты Бронте у него никогда не было и быть не могло, ни в подлиннике, ни врусском переводе. Маша проходила роман “Джен Эйр” в колледже, когда изучалаанглийскую литературу начала девятнадцатого века, брала в библиотеке и читалачерез силу, с отвращением, то и дело повторяя:

– Она же на самом деле потрясающая дрянь, эта Джен, онатщеславная и жестокая. Герои делятся на плохих и хороших исключительно поодному признаку: как они относятся к главной героине, которая, разумеется,альтер эго авторши. Самостоятельно ни один из персонажей не существует. Каждый,кто ее обидел и кто ей мешает, должен платить унижением, разорением, смертью.Мужчины, если в них есть хоть что-то мужское, обязаны в нее влюбляться истрадать. Женщины, если они не старухи и не уродины, непременно дуры. Дажемаленькая сирота Адель дурочка и пустышка, только потому, что хорошенькая. Вототкуда пошли телесериалы и все эти мыльные монстры, положительные героини,сладкие скромницы с потупленными лучистыми глазками и кровавым подсознанием.