Около часа я смирно лежала под одеялом, считаяовец. Потом услышала приглушенные голоса детей и басок Костина. Следоваловстать, но тело неожиданно растеклось по матрасу. Последнее, что уловил мойслух перед тем, как на меня навалился сон, была фраза, сказанная Асей:

– И ничего поделать нельзя!

Огромные деревья угрожающе качались подсильным ветром. Ураган, словно соломинки, гнул вековые дубы. Один из патриарховлеса вдруг с треском обломился и начал падать. Я взвизгнула, хотела побежать потропинке, но ноги приросли к земле, а потом начали медленно в нее погружаться.Сначала провалились ступни, потом колени… Ужас охватил меня, я рывком вытащиланижние конечности из песка и… села на кровати. Слава богу, это всего лишь сон.

Тук-тук-тук, послышалось с улицы.

Снова вернулся страх.

– Кто там? – пролепетала я, однимглазом косясь на будильник.

Стрелки показывали пять утра, с соседнейкровати долетало мерное посапывание – Лизавета спокойно спала.

Тук-тук-тук.

– Эй, отвечайте, зачем стучите встекло? – зашептала я.

Тук-тук-тук.

Преодолевая ужас, я вгляделась в темноту и согромным облегчением поняла: во дворе никого нет. Просто перед тем как лечь вкровать, я приоткрыла окно, и теперь рама стучит о подоконник.

Мигом повеселев, я вскочила с кровати, подошлак окошку и хотела закрыть его, но тут мне снова стало не по себе. В сером светезанимающегося рассвета глаз различил странную фигуру то ли ребенка, то либольшой собаки, роющейся у забора.

Не успела я сообразить, что к чему, какневедомое существо выпрямилось и превратилось во Льва Яковлевича.

Академик, одетый в бордовый халат, довольноспоро копал яму. Я разинула рот, потом сообразила задернуть занавески,приоткрыла в них крохотную щель и стала наблюдать за ученым из укрытия.

Муж Аси отложил лопату и вытащил из ямы пакетчерного цвета, в такие обычно упаковывают мусор. Ученый развязал тесемки,заглянул внутрь, потом руками в перчатках порылся в отбросах, запихнул пакет напрежнее место, присыпал землей и удалился.

Я чуть не скончалась от любопытства. Что тамлежит? С какой стати Лев Яковлевич, ленивый до безобразия, отправился с лопатойво двор, да еще ранним утром, когда ему положено видеть очередной сон? Емуслабо даже картошку положить на тарелку, и вдруг эти упражнения на свежемвоздухе, вернее, раскопки?

Не в силах более бороться с приступомлюбопытства, я выскользнула из дома и, ежась от холода, быстренько расковырялату же яму. Когда глаза наткнулись на пакет, я пожалела, что не надела, какпрофессор, перчатки.

Кстати, у меня отчего-то началась аллергия,проявилась она не в кашле или насморке, а в небольшом дерматите, «украсившем»руки. Правая кисть пострадала больше, чем левая. По непонятной причине кожа напальцах сначала покраснела, а теперь стала слезать. Никогда раньше со мнойтакого не приключалось. В прошлой, «долампиной», жизни, правда, япатологическим образом реагировала на запахи: аромат чужих духов, дым отсигарет, прошедшая мимо кошка вызывали у меня приступы удушающего кашля, износа лились сопли. Но кожа с рук никогда не слезала, да и про аллергию я,повстречавшись с Катей, давным-давно забыла, ну с какой стати сейчас мои пальцыстали похожи на лапы больной курицы? Может, дело в воде? Здесь она иная, чем вМоскве.

Пока в голове ворочались разные мысли, моируки ловко открыли мешок. Знаете, что там лежало? Никаких документов,драгоценностей или частей трупа. Ничего загадочного или преступного. Всего лишьостатки букета и осколки вазы из комнаты Светланы. Оставалось недоумевать, скакой стати Льву Яковлевичу в пять утра пришла в голову идея полюбоваться наполусгнившие цветочки. И почему отбросы не швырнули в общую помойку, а закопалив саду?

Закидав землей «могилу» несчастных тюльпанов,я вернулась в свою спальню и поняла, что сон ушел, зато в голове появилась идеяпопить кофе. Прихватив с собой очередную книгу Татьяны Устиновой, я вошла накухню и вздрогнула. У окна, во всем черном, сидела Ася.

– Ты не в кровати? – воскликнула я.

– Разве после такого заснешь, – тихоотозвалась Ася.

– Что случилось?

– Ты и правда ведь ничего незнаешь, – тяжело вздохнула Ася, – уже спала, когда я приехала.

– В чем дело?

– Светлана умерла.

Я плюхнулась на стул:

– Как?

– В палате реанимации, ничего непомогло, – забормотала Ася, теребя край скатерти, – я всех вызвала, притащилаиз другой клиники лучшего кардиолога России, а толку! Нету Светы.

Я остолбенело таращилась на Асю.

– Такая молодая! – вырвалось у меня.

– Это я виновата, я! – заплакалаАся. – Следовало уделять Светлане больше внимания. У нее последнее времябыли какие-то проблемы, ходила мрачная. Я думала, что она о Васе тоскует, вот ине лезла к ней в душу. Потом, моя работа… Ну и упустила девочку. Нет бывовремя…

Я встала и обняла Асю, та уткнулась мне вплечо и притихла.

– Не кори себя, это судьба. Наверное, уСветы было больное сердце.

– Такая молодая, должна быть здоровой.

– Вовсе нет, – утешала я Асю, –подчас даже у младенцев случается патология… Ужасно, конечно, но никто невиноват.

Ася отстранилась, вытащила из кармана носовойплаток и, вытирая глаза, глухо сказала:

– Да, наверное, ты права. Сейчас займусьпохоронами. Закажу лучший гроб с кондиционером, букеты, поминки… Надо найтизаписную книжку Светы, там телефоны ее подруг Вики и Тани.

– Она дружила только с двумя девушками?

– Во всяком случае, я слышала лишь проэтих, – отозвалась Ася, кидаясь к двери.

Я посмотрела ей вслед. Не зря мудрый русскийнарод придумал поминки. В хлопотах о столе горе делается не таким острым, да ирыдать времени нет. Придут люди, нужно их накормить, напоить, сварить кутью,напечь блинов, только успевай поворачиваться!

Несмотря на все старания Аси, похороныСветланы произвели на меня самое гнетущее впечатление. Возле вызывающероскошного гроба из полированного дерева стояла жалкая кучка людей, в основномчленов нашей семьи. Лев Яковлевич принять участие в скорбной процедуреотказался.