Он некоторое время выдерживал взгляд, потом отвернул голову,опустил, а вместо мощного рыка из пасти вырвался щенячий скулеж:

– Нет, я же волк, а не барсук или какое-нибудьпернатое... Но даже оно молчит. Так не хочется расставаться! Так бы и нестисьпо степям и лесам, горам и долам, чтобы земля мелькала под лапами, встречныйветер, новые запахи, новые луга и озера, новые схватки, когда клык за клык,хвост за хвост...

Я спросил тупо:

– Но этот же... Властелин подземелий! Как он мог быть стакой рожей героем?

Волк спросил подозрительно:

– А ты что, расист? Или хуже того – видист?.. Сейчасдаже женщин не внешность не смотрят, а смотрят... гм...

– На сокровища! – каркнуло с дерева. – Насокровища!

– На сокровища, – сказал волк с явнымоблегчением. – Что значит, зрят в корень. Если корень тьфу, то и внешностьне поможет, а если злата целая пещера, то любая...

Что любая, я не спорил. Вон та в моем мире, которая, выйдязамуж за принца, стала принцессой, а потом, отсудив у мужа деньжат, сокровищ ититул, вышла замуж... или почти вышла за того, у которого сокровищ было ещебольше, хоть тот и не был принцем. В моем мире это так привычно, что никто и неподумал, что она должна бы выйти замуж за того офицера или конюха, с которымиспала. А другая из ставших известной благодаря мужу-президенту великой страны,после его гибели вышла замуж за самого богатого человека на свете, пустьдряхлого старца и урода, зато у него одних кораблей было больше, чем у Франциии Германии вместе взятых... Это только в кино королевы идут под венец с бравымирыцарями, да еще незнатными, а в жизни ищут еще королевистее.

Похоже, подумал я горько, скоро и в кино перестанут.

С другой стороны, подумалось вяло в сытой голове, сидеть надзлатом – не по мне. То, что рожа перекосится, и весь перемутируюсь в такое вотчудовище – это плевать, критерии красоты давно размыты, женщинам теперь всеравно какого цвета кожа, рожа, какой с виду и какой внутри, а нам, мужчинам,тем более. Одни красятся и ресницы наставляют, другие качают железо, а таким вотзеленым властелином подземелий выйти на пляж – полный отпад! Но за золото надохотя бы удовольствие... Ладно, раздать бедным – в этом тоже можно найтикакой-то странный балдеж.

Ворон неожадннно каркнул над ухом:

– Да скажи ему, скажи!

Я отшатнулся, мудрые мысли выпорхнули как дурные бабочки,что и летать ровно не умеют. Волк посмотрел на меня, заколебался, рыкнул:

– Сам говори.

– Из тебя оно само лезет! – каркнул воронязвительно.

– Ты заметил первый, – ответил волк сдостоинством. – Теперь и честь дадена первому.

Я поморщился:

– Вы о чем?

Ворон слетел на траву, прошелся важно, растопырив крылья,клювом пощелкивал, глаза как у птицы Рух, походка импетатрская. Кашлянул парураз, сказал важно и значительно:

– Конечно, первым заметил я... И чтоб вы вообще безменя делали? Но тащил-то этот мохнатый! Не стану же я, мудрец черную работуделать? Благородный лорд, если ты разуешь зенки да оглянешься, хоть тебе ствоим животом сейчас и дышать тяжко...

За моей спиной в двух шагах прямо на земле лежал в искусноукрашенных ножнах исполинский меч. Видно было как его протащили через кусты,остался след, словно прошлись плугом. Крестообразная рукоять смотрела на миргордо и вызывающе.

С колотящимся сердцем я вскочил на ноги. Руки самипотянулись к чудесному мечу:

– Что за чудо?

– Меч властелина подземелий, – сказал воронгордо. – Золото золотом, но не мало ли это для мужчины? Вот я отыскал ивыволок... волк малость помог.

Меч был тяжел, я бережно потащил из ножен, синеватая стальзагадочно мерцала, по широкому как лицо будущего короля лезвию бегали искорки,прятались в глубинах, выскакивали и выстраивались в загадочные, быстроисчезающие узоры.

Волк рыкнул с благовеянием:

– Меч героя!

– Особый трехручный меч, – объяснил воронторжественно. – Не всякому это! Ох, не всякому...

– Спасибо, друзья, – прошептал ярастроганно. – А вы еще о какой-то полуголой бабе... Их хоть пруд пруди, авот меч... да еще такой!

Потом мы неслись обратно: я в седле, спина волка изредкамелькала в высокой траве, а ворон устроился за моей спиной на седельной мешке.Перья скребли поясницу, но я больше чувствовал как встречный ветер пытаетсявыдрать мои длинные волосы.

Трухручный меч красиво и надменно смотрел из-за плеча.Багровое солнце медленно опускалось за темный край земли, и оранжевая шишкарукояти блестела как кровавый глаз Балора. Ворон начал бурчать насчет ночлега,как все пернатые не хрена не зрит даже в сумерках, но волк на бегу нюхалвоздух, даже подрыгивал и ловил струю воздуха повыше, уверял, что уже близко.

Наконец на далеком багровом небосводе начали подниматься какзаостренные наконечники копий остроконечные крыши, даже зловеще краснели,словно их только что вытащили из груды пылающих углей.

– Город! – воскликнул волк. – Я ж говорил!..А это пернатое: заночуем в поле, заночуем в поле... Тоже мне мышь-полевка.

– Молчи, серость, – буркнул ворон сонно. –Тьфу, вовсе черность. Мы, варвары, пр-р-резираем уют сцивилизации. Мы, суровыеи гордые варвары, бдим и спим во чисто поле...

Он прижался к моей спине комом жестких перьев, скребся, умащиваясь.Я чувствовал горячее тельце, у ворон сорок два как раз нормальная температура,а у воронов и того выше, потому им надо больше есть и больше спать, а там из-заровного как струна черного горизонта мрачно и красиво поднимаются пурпурныешпили, башни, крыши, наконец высунулись даже зубчики каменной стены, тожесловно облитые красной кипящей кровью.

Мы влетели во двор корчмы, как будто пожарная команда водвор богатого особняка. От кузницы несся веселый перестук молотков, из подвалакатили тяжелые бочки, на крыльце блюют, лошажье ржанье и фырканье от коновязи,скрип колодезного журавля, плеск воды, запахи кухни, лошадиного пота, свежегосена и снова аромат жареного мяса, от которого я снова ощутил себя голодным какстая волков на марше.

Мальчишка с готовностью ухватил поводья, а я спрыгнул прямона нижнюю ступеньку крыльца. Волк моментально очутился рядом, ворон перелетел смешка и устроился на плече, вогнав для устойчивости когти поглубже в толстуюкожу перевязи.

Дверь с треском распахнулась. Я привычно шагнул в сторону,мимо вылетел, провожаемый мощным пинком, тот самый крысоморд с близкопосаженными глазками.

Грохнувшись, он перекатился через голову и плюхнулся вгрязь, которая возникла с подозрительной готовностью на только что сухом месте.Я услышал истошный вопль: