Спокойно, сказала я себе, сначала надо разобраться современем. Светка, безусловно, что-то знала, как ни фантастически это звучит. Ипоэтому погибла? То есть ее гибель как-то связана с Валеркой?

Увидеться сейчас с Агнессой мне захотелось даже сильнее, чемнакануне. Я поехала к ней, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. Если замной кто-то и присматривал, то я этого не заметила.

Свернув во двор ее дома, я притормозила возле подъезда инекоторое время оставалась в машине. Двор был пуст, никто следом за мной здесьне появился. Я вошла в подъезд и поднялась на седьмой этаж, позвонила в дверьквартиры Агнессы. Я слышала звонок, довольно громкий, но, кроме него, изквартиры не донеслось ни звука. Что ж, Агнесса тоже могла быть ранней птахой. Яподумала и решила оставить ей записку. Всерьез я не верила, что она позвонит,но вдруг все-таки любопытство в ней сильно… «Если вам нетрудно, позвоните,пожалуйста», — написала я, далее шел номер моего мобильного и подпись«Лана». Я воткнула записку между косяком и дверью. На всякий случай позвонилаеще раз и, выждав минуту, отправилась к машине.

Взглянула на часы. В это время люди либо уже на работе, либоотправляются туда. Вряд ли я застану жену Прибыткова дома, но попытать счастьяможно. И я поехала на улицу Северную, где жил погибший дальнобойщик. Подъездбыл снабжен домофоном, я собралась набрать нужную квартиру, тут дверьраспахнулась, и из подъезда выбежали две девчушки лет десяти. На меня онивнимания не обратили, я придержала дверь и спросила:

— Тридцать седьмая квартира на каком этаже?

— На четвертом, — ответила одна девчушка ивзглянула с любопытством:

— А вы к кому?

— К Прибытковым.

— Моя мама Синицына, — нахмурилось чадо.

— Она дома?

— Дома.

Подруга дернула ее за рукав, и они заспешили прочь со двора,а я вошла в подъезд.

Дверь тридцать седьмой квартиры открылась сразу, стоило мненажать на дверной звонок. Женщина лет сорока в полосатой пижаме уже открыларот, чтобы что-то сказать, но, увидев меня, так и замерла.

— Здравствуйте, — сказала я и улыбнулась.

— Здравствуйте, — кивнула она. — Думала,дочка что-то забыла… Вы ко мне?

— Вы вдова Прибыткова Геннадия Степановича?

— Да. А что такое?

— Я бы хотела поговорить с вами.

Женщина явно растерялась, что позволило мне войти вквартиру. После чего ей ничего не оставалось, как закрыть дверь и сказать:

— Хорошо. А что случилось?

Выдавать себя за работника прокуратуры я не рискнула, раз уменя ни удостоверения, ни поддержки в лице участкового сегодня. Оттого сказалаправду:

— Я журналист Лана Алексеева.

— А-а… — кивнула женщина. Чувствовалось, что теперь еерастерянность еще и увеличилась.

— У вас есть время поговорить со мной или мне зайтипозже?

— Время есть. На больничном я. Да вы проходите, вотсюда.

Мы прошли в гостиную, довольно просторную комнату с пушистымковром на полу. На телевизоре стояла фотография мужчины с траурной ленточкой нарамке.

— Это ваш муж? — спросила я.

— Да. — Она тяжело вздохнула.

— Можно? — Я взяла фотографию в руки. На виддальнобойщику было лет сорок. Тяжелая челюсть, широкий нос, волосы темные,глаза светлые, серо-голубые. — Сколько лет вы прожили вместе? —спросила я.

— Чуть больше года. — Женщина стояла посредикомнаты, так и не решившись задать вопрос, с какой стати я интересуюсь еемужем, и не зная, правильно ли поступила, впустив меня в квартиру.

— Значит, ваша дочка…

— У нее другой отец. Мы развелись давно. А с Генойпознакомились у моей подруги, на Восьмое марта. Его кто-то из знакомых привел.Вы сказали, что из газеты, да? — спросила она неуверенно и нахмурилась.

— Да. Я пишу большую статью о работе правоохранительныхорганов. Об эффективности их работы, так будет точнее. Мы выбрали наугаднесколько дел и на их примере хотим…

— Какая уж тут эффективность, — махнула рукойженщина, устраиваясь в кресле. — Садитесь. Может, чаю?

— Не откажусь, — ответила я. Беседа за чаемпредставлялась мне более доверительной.

Мы перешли в кухню. Хозяйка — ее звали Тамара Ивановна —поставила чайник на плиту и собрала на стол.

— Я так и знала, что никого не найдут, — говорилаона горестно. — Когда он с работы не пришел, я ведь сразу стала в милициюзвонить. Дождалась утра и позвонила. Потому что мобильный Гены не отвечал, а онеще с базы звонил и сказал, что домой едет. А они мне: не переживайте,гражданочка, найдется. Деньги получил? Ну, загулял. Деньги кончатся — домойвернется. — Тамара вытерла слезы ладонью. — Я все думаю, если бы онисразу искать начали, глядишь, и успели бы, а? Я знаю, знаю… Но все равно, какподумаю об этом…

— Вы считаете, его убили из-за денег?

— А за что еще? Он смирный был. Если выпьет, так сразуспать. Чтобы там скандалы или чего — никогда! К детям хорошо относился. Старшаядочка ревновала, правда, не нравилось ей, что у нас с ней фамилии стали разные.Так он обеих на себя переписать хотел, удочерить то есть, но папашавоспротивился. Алименты платить ума не хватает, а тут что ты — отец! Я уверена,кто-то знал, что Гена в тот день из рейса вернется и деньги получит, вот иподжидал. На базе проследить, кто да что, нетрудно, все ведь на виду.

— Большие деньги он получил?

— Большие. Почти семьдесят тысяч. Подкараулили и…Изрезали всего, изверги. — Тамара Ивановна отвернулась, вытерла глаза,вздохнула.

— И что, никаких подозреваемых?

— Может, и был кто на подозрении. Меня долгорасспрашивали, кто да что. О деньгах многие знали, все, кто с ним в рейсе был,бухгалтер… Да вся база, считай, знала. А кто… — Она махнула рукой.

— Тамара Ивановна, а незадолго до гибели мужа не интересовалсяли им кто-то из старых друзей, к примеру? Может, приходил кто?

— Такого не помню. Я от него ни о каких старых друзьяхне слышала. Он ведь сюда из Воронежа приехал.

— Давно?

— Так года два назад и приехал. Устроился на базу, мояподруга там работала диспетчером. У нее и познакомились.

— К кому он сюда приехал? — спросила я. — Унего здесь родственники были?