– Ты твердишь это снова и снова, – буркнулРис. – Почему ты так в этом уверен?

– Она исчезла, потому что мы были недостойны еехранить. Что, если она снова исчезнет, случись Мерри передать ее в недостойныеруки?

– Полагаю, этого аргумента хватит, чтобы королеваоставила чашу у Мерри, – сказал Дойл. – Она не отважится на рискпотерять чашу снова.

– Если Таранис вынудит нас вернуть ему чашу и онаисчезнет, – проговорил Гален, – это станет последним свидетельствомего неспособности править.

– А этот довод мы можем использовать, чтобы убедить егоне требовать возвращения чаши, – но только с глазу на глаз. Публично мыдаже намека не можем себе позволить на то, что он недостоин трона, –напомнил Дойл.

– Ну, это проблемы Тараниса, – сказала я.

– И мы очень, очень постараемся, чтобы они не сталинашими проблемами, – сказал Дойл. – А сейчас, полагаю, нам всем нелишневздремнуть. До отъезда осталось меньше суток, а дел у нас выше головы.

– Куда нам деть чашу? – спросила я. – Небросать же ее на столе?

– Заверни ее в шелк и возьми с собой в спальню.Положишь в ящик комода.

– А нам не стоит убрать ее в сейф? В гостевом доме сейфимеется.

– Тот, кто захочет ее украсть, без труда выдернет сейфиз стены.

– Ох, – выдохнула я. – Кажется, я слишкомдолго общаюсь с людьми. Все время забываю, насколько мы сильнее.

– Такое лучше не забывать, принцесса. Когда мы вернемсяко двору, тебе придется держать в уме, насколько опасен может быть каждыйвстречный.

– Ваш совет окончен? – поинтересовался висящий ввоздухе Шалфей.

Дойл обвел взглядом серьезные лица присутствующих.

– Да, видимо.

– Прекрасно, – сказал Шалфей. – Мне задолжаличуток крови, и я хочу получить ее немедленно.

Я расслышала, как Холод набирает воздуху для спора, и звукбыл настолько мне знаком, что я вмешалась тут же:

– Нет, Холод, он в своем праве. Мы заключили сделку, асидхе должны держать слово.

– Я не отказываюсь от сделки, но она все равно мне ненравится.

Я вздохнула. Я уже четыре недели кормила Шалфея, а Холодувсего один раз надо было дать эльфу капельку своей голубой крови – и этопревращалось в проблему. Лежать в объятиях Холода – это замечательно. Да чтотам, замечательно просто глядеть на его красоту, но его вечные обиды меняраздражали и раздражала привычка все усложнять. Так что я начинала сомневаться,люблю ли я Холода, или просто вожделею к нему? А может, я просто устала. Усталаот того, что именно мне приходилось вечно платить за все своим телом и своейкровью. Сейчас пришла очередь Холоду заказать выпивку на круг, и я слышать нехотела никакого нытья на эту тему, каким бы красавчиком ни был упомянутыйнытик.

Рис с размаху бросился на кровать, перекатился на бок,подгреб к себе подушки и наконец устроился полусидя, опираясь на изголовье.Одну ногу он согнул в колене, вторую вытянул, чтобы ослеплять достоинствамивсех входящих в спальню. Ухмылка Риса не сулила ничего доброго – такоевыражение у него появлялось в сеансе дружеского и не очень поддразнивания.Холод подобного обмена колкостями не ценил – это если выражаться мягко.

– Брось эти штучки, Рис. Я серьезно говорю. Ночь надворе, я устала, а денек был тот еще. – Открыв дверцу прикроватнойтумбочки, я попыталась запихнуть чашу в ящик. Она не помещалась, ящик былслишком мелкий. Я выругалась себе под нос. – Как думаешь, может, ее простооставить здесь? Завернем поаккуратней, и все.

– Оставляй, – махнул рукой Рис.

Я поставила завернутую в шелк чашу возле лампы, желая, чтобыона оказалась одновременно и дальше от меня, и ближе – хоть это глупо звучит.Мне хотелось держать ее в руках, чувствовать металл под пальцами – бытьуверенной, что она не исчезнет ни с того ни с сего, – и в то же времяхотелось сунуть ее на дно ящика, завалить тряпками и никогда больше к ней неприкасаться. В итоге я просто переставила ее на пол у кровати, прикрывзанавеской-подзором. От двери не видать – если кто-то к нам ворвется, – затомне легко ее схватить в случае чего.

– С тобой сегодня и не пошутить, – ухмыльнулсяРис. – Горячая лесбийская любовь тебе в новинку, а?

Я глянула на него сердито.

– Подарить Мэви первый оргазм с сидхе за столетие – эточесть, но ты же знаешь, что я к этому не стремилась.

– Как по мне, так очень даже стремилась, –ухмыльнулся он еще шире.

Прелестно. Он и правда хотел подействовать мне на нервы.

– Ты просто завидуешь.

Улыбочка слегка поблекла.

– Возможно. – Зубы опять блеснули. – А может,мне просто жаль, что я не был третьим.

Я распахнула халат, и при виде моей наготы глаз у негозагорелся уже хорошо знакомым огоньком. Что-то между похотью и страданием –словно Рис хотел меня до боли. Я думала, что разгадка – в веках целибата, нодругие стражи на меня так не смотрели. Взгляд этот мне и нравился, иинтриговал, но я знала, что никогда не спрошу Риса, что он значит, –слишком уж личный вопрос. Пока он сам не пожелает объяснить, я не узнаю, в чемдело. Может, если когда-нибудь этот огонь пропадет, я и спрошу... Но толькоесли пропадет.

Холод с Шалфеем о чем-то переругивались в коридоре задверью. К несчастью, не один Рис сегодня был в игривом настроении. На Шалфеятолько рукой оставалось махнуть, но с Рисом я могла попытаться.

Я забралась на постель совершенно нагая и прошептала:

– Не дразни Холода, пожалуйста.

Рис на меня не смотрел и будто не слышал, что я сказала. Яприщелкнула пальцами:

– Эй, я здесь!

Он моргнул, но еще помедлил, прежде чем повернуться ко мне.

– Ты что-то сказала?

Я стукнула его подушкой. Он подушку перехватил и прижал кживоту.

– Я серьезно, Рис! Будешь выеживаться – явзбешусь. – Я взяла себе другую подушку. – Я устала, Рис. В смысле,просто устала, физически. Я спать хочу, а не возиться с Холодовой ранимойпсихикой, пока он будет делиться кровью с Шалфеем.

Я поймала взгляд Риса и порадовалась, увидев, что улыбочкаисчезла.

– Пожалуйста, не усложняй мне ничего.

– Ты меня просишь или приказываешь? – уже безиронии спросил он.

– Пока – прошу. Как друг, как любовница, не какпринцесса.

Он переложил подушку за спину, сев еще выше.

– Ну, раз ты так мило просишь... – Улыбочка опятьзазмеилась на губах. – К тому же Холод не в моем вкусе, если честно.

Я закатила глаза: