Я подняла голову и заглянула Рису в глаза, не забыв при этомигриво проехаться волосами по его груди.

– Может, Никка с нами останется?

– Я так и ждал этого вопроса, – ухмыльнулся Рис,но ухмылка тут же уступила место напряженному, чисто мужскому взгляду.

Я провела рукой по животу Риса, добралась до соска ипринялась рисовать вокруг него кружочки, пока сосок не встал торчком, а Рис не задышалзаметно чаще. Страж перехватил мою руку.

– Прекрати, или я соображать перестану.

– Это мысль, – улыбнулась я, сознавая, что улыбкаполучается довольно настырной.

– Меня, как вижу, остаться не приглашают, –заметил Шалфей, приземляясь на упругую рельефную плоскость живота Риса.

– Почему же, оставайся, – сказала я, – но нев постели и не со мной.

Шалфей топнул ногой по животу стража.

– Нечестно, нечестно, что от моего гламора вы испытаетестоль дивные ощущения, а мне в плодах моего труда отказано! Остальные-то отэтого дара вкусят!

– Это ты потребовал двоих стражей, Шалфей. Ты прекраснознаешь, как действует на меня и на других твой гламор.

Он скрестил руки на груди:

– Да-да, конечно, опять моя вина!

Обида на личике эльфа вдруг сменилась довольной и похотливойулыбочкой.

– Давай поспорим?

Я приподняла голову и резко ею мотнула:

– Нет!

– О чем поспорим? – спросил Рис.

– Не ввязывайся, – предупредила я.

Страж внимательно на меня посмотрел:

– А что такого?

– Ты не знаешь, что такое его гламор. А я знаю.

Тень типичного для сидхе высокомерия скользнула в улыбкеРиса. Это наша ахиллесова пята, пардон за смешение мифологий. Высокомериеподводило сидхе далеко не однажды за нашу долгую историю.

– Надеюсь, трое сидхе сумеют устоять перед магиейэльфа-крошки.

Я повернула его лицо к себе:

– Рис, ты же помнишь, что нельзя недооценивать фей-ри,даже если имеешь дело не с сидхе.

Он отдернулся от моей руки. Я не хотела притрагиваться к егошрамам, мои слова совсем не имели того смысла, который Рис им придал. Онразозлился, как всегда, когда ему напоминали о том, что с ним сделали гоблины.

– По-моему, это ты забыла, кто мы такие.

Голубые кольца в его глазу мягко засветились: бирюза зимнегонеба и васильковая синева вспыхивали и пульсировали в такт волнам его гнева иего силы.

– Если я вновь стал Кромм Круахом, Мерри, Шалфей сомной не справится.

Я хотела возразить: "А если не стал?", но еговзгляд меня предостерег. С мужским самолюбием лучше не шутить.

– Я богом не была, Рис. Я не знаю, как это бывает.

– Зато я знаю, – сказал он яростно, почтивраждебно.

Я таким его еще не видела. Впрочем, распознать страх я умею.Рис боялся, что никогда не станет прежним. Я этот страх видела уже столько рази на стольких лицах, что узнаю его без труда. Этот страх владеет всем моимнародом – страх, что мы обречены на поражение, что мы уже проиграли судьбе, чтомы все истаем и умрем. Страх этот так давно уже живет в нас, что превратился вобщую фобию.

Запретить сейчас Рису спорить с Шалфеем – значило быпрактически в открытую усомниться в его силе, в его владении магией. Я имела ввиду совсем другое, но объяснить это мужчине невозможно: у мужчин – всех доодного – есть свои слабости. У женщин, впрочем, специфических слабостей тожехватает. Слабость Риса – то, что его самолюбие так легко уязвить, моя слабость– то, что я готова ублажать его самолюбие почти любой ценой. Я знала, чтопоступаю неправильно, но я сказала:

– Делай как знаешь, но не говори потом, что я тебя непредупреждала.

– Так спорим мы или нет, белый рыцарь? – ехидноспросил Шалфей. – Я попытаюсь всех вас зачаровать, и если мне сие удастся,вы исполните мое заветное желание.

– Будь осторожен, Рис, – напомнил Никка.

– Я не такой дурак, – отмахнулся тот. – Какоежелание? Я не соглашусь на то, чего не знаю.

– Переспать с принцессой.

Рис качнул головой.

– Я могу поставить только то, что принадлежит мне.Телом принцессы распоряжается она сама.

– Соития не будет, – предпочла уточнить я. –Шанса занять трон я тебе не дам.

Шалфей пожал миниатюрными плечиками.

– Ладно. Ну, коль не сама потеха, так что тогда?

Должна признать, за недели, что я испытывала гламор Шалфея,мое любопытство разгорелось. Его соблазняющие чары были лучшими из всех, чтомне встречались. С помощью магии он всего одним укусом в палец мог подвестименя к оргазму. Скажи я, что не задумывалась, не будет ли еще лучше, если яразрешу ему меня ласкать, – и я бы соврала. Но не одна эта мысль вдругзаставила меня замереть и прикусить язык.

Мои теперешние любовники – наверное, лучшие в мире, но кое вчем они отказывали и мне, и себе. Нашей общей целью была моя беременность, азначит, любой акт заканчивался одинаково. Мы не могли позволить себе тратитьсемя впустую. Пусть мне не раз удавалось упросить мужчин дать мне ласкать ихртом, ни один из них не довел дело до конца, как бы я ни умоляла или как быэтого ни хотелось им самим. А ведь им на протяжении веков запрещалось не толькосоитие, им запрещалась любая разрядка, даже от собственных прикосновений. Ониупускали так много и помимо соития! Они жалели об этом вслух, но ни один непопытался осуществить желание на практике, ведь это означало упустить шанс.Шанс отдать мне свое семя. Шанс стать королем. Я вдруг почувствовала себякем-то вроде племенной кобылы. С кем спариваются только ради потомства, не радиудовольствия. Я знала, конечно, что стражи меня хотят, но хотели бы они меня,если бы могли выбирать свободно? Желали бы меня мои великолепные мужчины бездополнительной приманки в виде трона?

Гален – да, и в этом, кроме всего остального, была егопрелесть, но другие? В других я уверена не была. От этой мысли на сердце у менятяжелело. Разве предпочли бы прекрасные сидхе недоростка-смертную, так похожуюна человека, будь у них выбор? Я ответа не знала, а мужчины правды не скажут.Конечно, они хотят меня – другого ответа я не получу. Но только Гален да ещеРис обращали на меня внимание, когда я была отщепенкой, когда – после смертиотца – меня при дворе едва терпели.

Неустанная гонка за беременностью внушала мне подозрение,что только эта гонка и удерживает мужчин возле меня. Вообще-то так оно и было.Как только я забеременею и имя отца станет известно, все остальные тут жеотдалятся, вернутся к холодной отстраненности. Стражи не будут моими вечно. Япосмотрела на Риса, самого маленького из Воронов королевы, но мускулистого допоследнего дюйма, твердого, натренированного, невероятно сильного. Повернуласьк Никке – и он ответил мне взглядом из-за спутанных волос, темные глазаобжигали огнем сквозь роскошную шоколадную завесу. Я не раз вела губами ипальцами по линиям крыльев на его спине, по этой самой яркой в мире татуировке.Никка был чуточку слишком нежен в постели на мой вкус, слишком покорен. Но онкрасив и на короткое время принадлежит мне, я могу делать с ним что захочу. Всевокруг беспокоились, что я никак не забеременею. Меня это тоже огорчало, но японимала, что беременность закроет для меня много дверей, отрежет от того, чтомне так нравилось. И раз уж стражи пока мне принадлежат, я хотела по-настоящемуими обладать, а не только изображать фабрику по производству детей.