и коммерческие сдвиги требуют срочных реформ. На самом деле основное влияние институтов может заключаться в их преемственности и, следовательно, в постоянном воздействии на развитие, как это было с экстрактивными институтами в Латинской Америке и способствующими росту институтами в Северной Америке.

Институты по большей части развивались постепенно в ответ на долгосрочное давление или тенденции – по мере того, как общества усложнялись, изменения в окружающей среде открывали новые возможности для торговли и вели к спросу на общественную инфраструктуру, климатические условия требовали сотрудничества для построения ирригационных систем, растущая численность и разнообразие населения повышали важность социальной сплоченности[228]. Именно эти факторы – культурные, географические и социальные – и нужно изучить, если мы хотим пролить свет на истоки господствующих институтов в тех странах, которые никогда не были колониями.

Более того, мы можем достичь пределов способности политических институтов объяснять различия в экономическом благополучии, когда начнем изучать большие различия между западноевропейскими демократиями, чей доход на душу населения в 2020 году варьировался от 17 676 долларов в Греции до 51 126 долларов в Швеции, 86 602 долларов в Швейцарии и 115 874 долларов в Люксембурге[229]. Точно так же потребуются дополнительные факторы, чтобы объяснить многовековое сохранение значительных различий внутри стран, таких как пропасть между Северной и Южной Италией, которые в принципе объединяют одни и те же центральные управляющие институты, так как страна была политически унифицирована во второй половине XIX века.

Мы увидели, как способствующие росту политические и экономические институты подкрепляли благотворный цикл взаимовлияния технического прогресса и численности и состава населения, ускоряя переход к эпохе современного роста. Мы также рассмотрели, как замедляющие рост институты, напротив, вставляли палки в колеса этих перемен, сдерживая развитие и способствуя долгосрочной экономической отсталости. Но, как мы увидим дальше, на эти институты влиял широкий набор культурных, географических и социальных факторов, которые вступали с ними во взаимодействие, в одних случаях ограничивая инновации и накопление человеческого капитала, а в других – способствуя техническому прогрессу, инвестициям в образование и демографическому переходу.

Чтобы правильно понять роль этих факторов, нам следует продолжить движение вспять по пути человеческой истории и рассмотреть в первую очередь истоки культурных характеристик, которые повлияли на процесс роста.

Глава 9

Культурный фактор

„Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, – утверждал Иисус, – нежели богатому войти в Царство Божие”. Об этом говорили все основатели церкви: христианские богословы на протяжении многих веков враждебно относились к стремлению к личному обогащению и считали его препятствием для духовного развития и спасения души. Апостол Павел даже сказал, что „корень всех зол есть сребролюбие”. Богословы более позднего времени разделяли это мнение, и Фома Аквинский в XIII веке объявил корыстолюбие грехом. Кроме того, христиане верили, что в Судный день общественный порядок будет разрушен, и кроткие „унаследуют землю”[230].

В 1517 году христианство пережило потрясение, когда немецкий монах и богослов Мартин Лютер прибил свои 95 тезисов к двери Замковой церкви Виттенберга, выступив против продажи индульгенций католической церковью. Лютер хотел реформировать церковь, а не порвать с ней, но между ним и сторонниками папства вспыхнули ожесточенные споры, которые привели к необратимому расколу. В 1520 году папа Лев X официально отлучил Лютера от церкви, а Лютер в ответ у всех на глазах сжег папскую буллу об отлучении – Exsurge Domine – вместе с книгами канонического права. В этом костре сгорели и последние мосты, которые связывали его с католической церковью, в результате чего лютеранство выделилось в отдельное движение в христианском мире, и в Западной Европе началась протестантская Реформация.

Протестантизм привел к пересмотру религиозных норм и представлений о множестве вопросов, включая бережливость, предпринимательство и богатство. Как мы уже замечали в пятой главе, Лютер (1483–1546) оспорил посредничество церкви между человеком и Богом, предложив людям самостоятельно читать Библию, то есть внедрив радикальную практику, которая побудила его последователей обучаться грамоте. Французский богослов Жан Кальвин (1509–1564), основатель кальвинистской ветви протестантизма, утверждал, что все верные христиане обязаны служить Богу, усердно работая, живя в скромности и воздерживаясь от расточительства и блуда, а экономический успех может считаться знаком, что человек был избран Господом и, возможно, предназначен для спасения. К накоплению богатства благосклонно относились и другие новые ветви христианства. Так, английский священник XVIII века Джон Уэсли (1703–1791), основавший методизм, призывал своих сторонников накапливать богатство и делать щедрые пожертвования на благотворительные нужды[231]. Эти направления христианства, начавшие набирать обороты в Германии, Швейцарии, Франции, Англии, Шотландии и Голландии, а также цистерцианцы, существовавшие еще до Реформации, способствовали формированию таких культурных черт, как бережливость и трудолюбие, которые обычно ассоциируются с экономическим ростом[232].

Протестантизм заронил первые семена современного представления о связи культурных характеристик с экономическим ростом. Как хорошо известно, в 1905 году немецкий социолог Макс Вебер опубликовал весьма влиятельную работу “Протестантская этика и дух капитализма”. По утверждению Вебера, протестантизм внушил людям мысль, что способность накопить богатство в этом мире убедительно указывает на вероятность попадания в рай, и таким образом узаконил стремление к богатству ради богатства, а праздность сделал поводом для стыда. Исходя из этого Вебер считал, что протестантская этика стала источником “духа капитализма” в Западной Европе.

Тезис Вебера подвергался критике за то, что в возникновении капитализма он отдавал приоритет силе идей перед материальным силами, о которых говорил Маркс. Тем не менее есть свидетельства в пользу того, что “протестантская этика” сыграла свою роль в появлении культурных характеристик, которые способствовали экономическому росту. В XIX веке в тех регионах Пруссии, где была относительно велика доля протестантского населения, действительно наблюдался более высокий уровень грамотности и экономического процветания, чем в других регионах, а предрасположенность протестантов к инвестициям в образование внесла свой вклад в долгосрочное влияние этого движения на экономическое благополучие[233]. Более того, современные данные из регионов, прежде входивших в состав Священной Римской империи, показывают, что принадлежность к протестантизму сегодня ассоциируется со значительно более высокой вероятностью стать предпринимателем[234].

Но даже если оставить в стороне важность протестантской этики для процесса роста, очевидно, что культура является ключом и иногда играет критическую роль в процессе экономического развития.

Сила культуры

Культурные характеристики – общие ценности, нормы, убеждения и предпочтения, превалирующие в социуме и передаваемые из поколения в поколение, – часто существенно влияют на процесс развития общества. В частности, культурные атрибуты, которые склоняют население к поддержанию или отказу от крепких семейных уз, межличностному доверию, индивидуализму, ориентации на будущее и инвестициям в человеческий капитал, имеют значительные долгосрочные последствия для экономики[235].

Граница между личными и культурными характеристиками часто кажется размытой. Одни люди могут